Как "ангелы Тайры" спасают жизни на передовой: рассказ легендарного парамедика

Пусть война на Донбассе пока далека от завершения, отдельные люди, себя в ней проявившие, уже прочно вошли в историю. Военные, проявившие чудеса героизма. Волонтеры, демонстрирующие предельную самоотверженность. Медики, спасающие на передовой сотни и сотни чужих жизней, раз за разом ставя на кон свою - и выигрывая бой со смертью.

Парамедик волонтерской организации ASAP Rescue Юлия Паевская, которую на фронте знают больше под именем "Тайра" - как раз из таких. Преподаватель айкидо со стажем, Юлия ушла на фронт еще в 2014-м - и вместе с группой единомышленников, которых чуть ли не с момента создания окрестили "ангелами Тайры", до сих пор занимается эвакуацией раненых на передовой. На счету "ангелов" уже свыше 400 спасенных жизней.

В интервью OBOZREVATEL Юлия Паевская рассказала о том, как перезагружаются те, кто каждый день встречается со смертью, о "предельной степени отмороженности", уровне армейской медицины и армии в целом, хитрецах и "верблюдах", УБД и справедливости.

- Пятый год на войне. Не устали?

- Нет. Наверное, у меня в свое время включился какой-то усиленный режим, как в технике – в нем и работаю до сих пор.

- Но ведь спасать жизни – это, наверное, самое сложное и самое изнурительное занятие на войне.

- На войне все сложно. Не знаю, кому тут бывает легко.

Конечно, медикам сложно. Очень велика ответственность и психологическая нагрузка. Поэтому для медиков особенно важно выезжать с передка хотя бы время от времени.

Медикам на войне чаще других приходится иметь дело с тем, чего подавляющее большинство людей вообще не видит. Ведь одно дело, когда человек умирает от старости или от болезни. И совершенно другое – когда погибает молодой здоровый пацан, которому жить бы да жить! Это всегда тяжело. И именно медики на войне сталкиваются с этим особенно часто. Так что, конечно, бывают и психологические травмы.

Читайте: Войну нельзя останавливать, ее надо завершать - экс-разведчик ВСУ

Поэтому очень важно переключаться. Но для многих из нас очень трудно почувствовать себя своим в совершенно мирном городе. А Мариуполь, при том, что он выглядит совершенно peacefull, остается прифронтовым городом. Здесь ты все время ощущаешь: за спиной, совсем рядом - война.

Люди слышат обстрелы, слышат разрывы – и у меня телефон раскаляется, когда идёт обстрел. Весь Мариуполь звонит: Тайра, что там у вас?!

Мариуполю не плевать. Это в Киеве убеждены, что война далеко. Здесь она совсем рядом. И касается она каждого.

Я вообще нахожу, что в последнее время Мариуполь - куда более проукраинский город, чем тот же Киев. Я не осуждаю киевлян, понимаю, что им нужно растить детей, досматривать стариков, зарабатывать деньги.

Кроме того, я вижу, что страна живёт. И вижу перспективы. Значит все не напрасно.

Но я не понимаю: как можно ехать на Чемпионат мира по футболу в Москву, когда мы вывозим раненых? Это такая степень отмороженности, которая мне не понятна.

- Но такие люди есть. И немало. Что с этим делать?

- Да, они есть. Я не знаю, почему они до сих пор существуют в моей стране. Я не могу представить, что у них в голове, потому что я мыслю иначе, я бы даже не подумала о том, чтобы поехать… Не понимаю. Но это ведь нормально, что я не понимаю некоторых вещей, правда?

Читайте: "Верну сына любой ценой!" История киевлянина, у которого отобрали ребенка

- Не жалеете, что в свое время решили взяться за такмед? Что именно таким способом приближаете будущую победу?

- Нет, не жалею. Есть такая древняя поговорка, кажется, еще времен викингов: тех, кто слушает богов, боги ведут, а тех, кто не слушает – они пинают. Очень правильная мысль, мне кажется.

Так уж сложилось. Я особо ситуацию не форсировала. Приходит время – и ты начинаешь что-то делать. Приходит время – и появляются машины, люди. Нужен ремонт для машины – откуда-то берутся на это деньги… Если ты делаешь все правильно.

И боги никогда не дают больше, чем тебе нужно.

- Как все начиналось, когда пришло время?

- С Майдана все начиналось. Я была медиком Майдана с первого дня противостояний на Грушевского. И вот так вот зацепилось – и пошло…

После Майдана Леша Арестович организовал программу "Народный резервист", это такие курсы были для тех, кто хотел хотя бы минимальные основы военного дела получить. И меня туда позвали читать тактическую медицину. Я ведь тренер с большим стажем преподавания. И я разработала целый курс. На тот момент в Украине тактической медицины не существовало как таковой. И я, наверное, одна из первых, кто начал читать этот самый такмед.

Я стала этот курс возить на фронт еще до начала лета. Когда появились первые раненые, я начала подольше оставаться на фронте. А дальше появились машины, люди, контакты… Мы становились все более и более эффективными как подразделение.

И все, что у нас есть сейчас, это результат предыдущих четырех лет.

Читайте: Когда в блиндаже звучит "Доставка пиццы", пацаны офигевают - экс-партизан из Донецка

- А что есть сейчас?

- Не хотелось бы уточнять. Поэтому скажу лишь в общих чертах.

Сейчас есть довольно большой парк машин, достаточное количество специалистов - как парамедиков, так и медиков,врачей и водителей. Мы работаем в прифронтовой зоне и на нуле в том числе, эвакуируем очень близко от линии соприкосновения. Поэтому хороший водитель – на вес золота. Человек должен мастерски водить, должен понимать, как везти раненого, куда можно заехать, а куда нельзя, где можно развернуться… Это целая история!

С медициной – то же самое. Бывали случаи, когда хирурги, увидев раненого не на столе в операционной, а как есть, в полном обмундировании, с оружием в чистом поле, да ещё и под огнем, понимая, что его нужно осмотреть, разобраться, что происходит - терялись. Но со временем привыкают все.

Для таких условий работы люди должны быть подготовлены специально. Мы готовим своих специалистов. Ведь для того, чтобы стабилизировать раненого и привезти его, медицинское образование не обязательно. Есть четкие протоколы, которых мы придерживаемся.

Мы всего лишь помогаем армии. У нас нет цели заместить собой армейских медиков. Мы - на подхвате. Где-то работаем больше, где-то - меньше.

Все зависит от уровня подготовки медиков конкретной части, с которой мы работаем.

И в последнее время этот уровень очень вырос. Меня уже радуют многие моменты.

- А проблемы остаются еще? В частности, с тем, как государство организовывает медицинскую помощь,эвакуацию раненых? С обеспечением армейской медицины?

- С обеспечением неплохо сейчас. Заявки выполняются. Может, не так быстро, как хотелось бы, не в полном объеме – но по сравнению с 2014 годом это небо и земля. Даже сравнивать нечего.

Лично меня не всегда удовлетворяет уровень подготовки инструкторов такмеда. Но сейчас и он меняется. Я не обо всем могу рассказывать, но я вижу, что армия "растет".

И надеюсь, что в скором времени я почту за честь присоединиться к ВСУ.

- Даже так?

- Да. Если я почувствую, что больше пользы принесу, будучи военнослужащей, я пойду в армию.

- Одна или со своими "ангелами"?

- Все желающие, конечно же, смогут тоже пойти служить.

- И когда это может свершиться?

- Это вопрос эффективности. Пока мы эффективнее в том виде, в котором мы есть.

- Почему? Потому что не связаны бюрократическими процедурами? Или по другой причине?

- Да. Минимум бюрократии. Мы не связаны приказом. Если в "серой зоне" случится ДТП, военный медик должен запросить разрешение на выезд, согласовать, получить приказ и выдвигаться. Это занимает какое-то время. И за это время кто-то может умереть.

А я просто ставлю в известность военных медиков, с которыми мы работаем, прыгаю в машину, по дороге сообщаю, что выдвигаюсь… И если ожидается стремная ситуация на фронте, я должна рассчитать время - и как можно быстрее вернуться.

- Времени уходит меньше, верно?

- Да. Время реагирования у нас – быстрее. Мы до сих пор лучше экипированы. У нас лучше оборудование. У нас самые лучшие препараты. У нас почти все есть – благодаря людям, которые это все достают и передают нам. Конечно, остаются и незакрытые нужды, и резерв необходимо пополнять.

То есть "Ангелы Тайры" - это подразделение, которое полностью содержится народом Украины. Мы едим, мы одеты, мы спасаем жизни, мы ездим на том, что нам предоставили либо конкретные люди, либо на том, на что буквально по 10 гривен бабушки скидывались. Поэтому мы очень трепетно относимся к оборудованию, к технике. Ощущаем ответственность.

Читайте: "Дожить бы до мира, да вряд ли смогу" - бабушка из Донецка

- Хорошо помните самый первый свой выезд, самого первого раненого?

- Почти не помню. Это давно было. 2014-ый еще.

Я всех довозила живыми. У меня в машине потерь нет, никто не умер. А потом… Мы все-таки не боги. Мы не в силах остановить смерть. Но мы можем отсрочить ее приход.

И врачи в госпиталях очень хороши. Великолепные хирурги, травматологи. Я смотрю, как работают, например, медики в 61 мариупольском госпитале. Это высочайший уровень координации, организации, подготовки специалистов. Четыре года назад было сложно представить подобное. Но сейчас я привожу раненого – и весь механизм начинает работать. Все по секундам расписано – от действий санитарки, вытирающей кровь на полу, до операционной. Лаборатория, рентгены, все, все, все работает как часы, скоординировано и эффективно.

Вызывает уважение такой уровень.

- Хорошо, что есть столь впечатляющий прогресс.

- Да, это действительно очень здорово. И там работают люди, безусловно преданные своему делу. И оттого – чрезвычайно эффективные. Их надо всячески поддерживать.

- Ведете подсчет, сколько ваша группа вывезла людей? Скольких из них вывезли вы лично?

- Группа вывезла больше 400 человек. У меня лично на счету – чуть больше 300. Я просто сбилась со счета в какой-то момент. В первые годы учёт сбивался часто. Терялись журналы.

- Работаете в основном на мариупольском направлении?

- Нет, по всей линии фронта доводилось бывать. Это последний год у меня дислокация в районе Широкино. Есть несколько точек, где наши экипажи стоят. Я не буду уточнять, где именно. Не буду называть людей отдельных, потому что каждый из них достоин отдельной книги. У каждого – своя уникальная история.

Все мои "ангелы" - неординарные личности. Вы же понимаете: если люди идут заниматься такой тяжелой и опасной работой не за деньги, славу или какие-то награды, то ими движут очень сильные чувства: патриотизм, любовь к своей родине, семье, городу…

К нам, например, присоединяются многие мариупольцы – как водители, как врачи.

Читайте: Мне не нужна месть, мне нужна правда - отец погибшей в Берегово полицейской

- Надолго приходят?

- Кто как может. К нам ведь приходят люди, которые не могут себе позволить заключить контракт и пойти на три года в армию. У них, как правило, есть хорошая высокооплачиваемая работа, которую они не могут бросить, потому что любят и ценят. У них часто есть либо маленькие дети, либо пожилые родители… Словом, есть моменты, не дающие им присоединиться к ВСУ.

И они, в свое свободное время, в отпуск, например, вместо того, чтобы ехать куда-то на курорт греть попу, приезжают на наше скорбное море, на наши пустынные пляжи…

Они отдают свое время, деньги, здоровье, они рискуют жизнью, чтобы помочь родине.

Как правило, это высококлассные специалисты в самых разных областях. Много "богемы": художники, дизайнеры, фотографы…

Технарей очень много, эдаких компьютерных задротов. Водители у нас потрясающие просто. Чрезвычайно все интересны. О каждом из "ангелов" можно написать книгу – и она станет бестселлером.

- Часто ли у новоприбывших случается шок при первом столкновении с войной в реальности?

- Бывает. К войне полностью подготовиться нельзя.

Не думаю, что меня сейчас можно чем-то удивить. Я, наверное, видела уже или все, или практически все. Но сталкиваясь с войной впервые люди безусловно ощущают шок.

И есть люди, которые не могут этим заниматься в силу определенных причин или особенностей психологического склада. Но им всегда найдется применение. Совершенно не обязательно иметь дело с огневым контактом или с ранеными. Кто-то приезжает в качестве повара.

Как вот наша Кэт. Приехала, чтобы нам готовить, а по ходу выяснилось, что она – талантливый такмед. И мы ее научили. Мы проводим курсы для тех, кто ничего не умеет.

Читайте: "Мы обошли ФСБ": волонтер о встрече с Патриархом и о том, когда Украина получит поместную церковь

Никто не бросает на тяжелого раненого человека прямо с улицы. Сначала он в качестве стажера ездит с опытным водителем и медиком. Идет подготовка, и психологическая в том числе. Тогда и выясняется, сможет ли человек этим заниматься или нет. Пока не попробуешь – не узнаешь.

Сама по себе работа опасная, работа сложная, требует высочайшей концентрации внимания. Очень важно уметь оценивать ситуацию объективно. Конечно, любая наша оценка – субъективна по умолчанию. Но можно научиться максимально абстрагироваться, воспринимать ситуацию как можно более отстраненно.

- Речь о том, чтобы не лезть спасать кого-то, если высок риск погибнуть самому, как подчеркивают инструктора по такмеду?

- Нет. Если говорить о риске для жизни, действительно есть позиции, где очень опасно находиться. Туда не пойдут молодые мальчики и девочки. Туда обычно в очередь выстраиваются ребята, которые уже повоевали. Они вернулись на гражданку, но поняли, что здесь могут сделать больше. Вот и едут к нам в помощь.

Эти ребята уже нашли себе работу. И даже как-то существуют там, в мирной жизни. Но процесс адаптации после войны – дело сложное. И они, приезжая к нам на ротацию на две недели, на месяц, на полгода, для себя эту адаптацию немного облегчают.

- За счет чего?

- Люди опять попадают на боевые, но при этом они - не в армии. У нас все-таки не такой тяжелый быт. Бывает, приходится посидеть без электричества. На некоторых позициях его вообще нет. Случаются проблемы с водой. Так что – не без сложностей. Но все равно это не армия.

Читайте: Наши военные ждут возмездия

У нас жестко, но не по-армейски.

При этом не может быть никакого неповиновения. И при малейшем намеке на неадекватное поведение человек уезжает домой. Мы стараемся максимально проверить людей.

С другой стороны, нам всегда с людьми везло, за редким исключением. Люди просто замечательные. Перед каждым снимаю шляпу. Ребята, вы – потрясающие!

- У вас есть УБД?

- Нет, УБД у меня нет.

- Почему?

- Я – доброволец. А закон о добровольцах не принят. Следовательно, я не имею права получить УБД, несмотря на всю мою историю.

Чтобы его получить, мне нужно собрать свидетельства людей, которые находились на боевых и уже имеют этот статус. Они должны подтвердить, что я принимала участие в боевых действиях там-то и там-то.

В общем это конечно можно сделать, но получится, что я прошу...

Все это я должна подкрепить фото- и видеодоказательствами. Дополнить еще каким-то бумажками. И все это отнести в суд – и там доказывать, что я не верблюд.

Но как же все остальные добровольцы? Те, кто воюет точно так же с 2014 года? Их ведь не так много уже осталось. Есть ребята, которые получили ранения. Есть погибшие побратимы, семьи которых не получают никакой поддержки от государства.

Читайте: УБД в Украине: военная прокуратура проверит законность предоставления статуса

Государству плевать. У нас "нет" добровольцев. У нас есть ветераны или военнослужащие.

Насколько мне известно, в Раде зарегистрирован закон о добровольцах. И о том, что они имеют право получить это несчастное УБД, за которое они заплатили своим здоровьем, своей жизнью. Убеждена, государство должно позаботиться об этих людях.

Потому что бездействие в отношении признания добровольцев на фоне дичайшего количества липовых УБДшников, которые в 20 км от третьей линии три дня просидели, выписали себе путевку и потом оформили статус – это как называется?!

Понятно, получение УБД – вопрос совести каждого конкретного человека. Но с этим в принципе нужно разбираться. Ведь УБД – это не про снижение коммуналки или льготы для детей. Это символ.

И он, как и многое у нас, сейчас х*рится.

- Раз уж это происходит, может, правы те, кто призывает пересмотреть уже выданные статусы УБД?

- Было бы очень хорошо! Сколько раз уже было, когда какой-то быкующий алконавт где-то потрясает этим УБД, а когда к нему подходят пацаны и спрашивают: а ну-ка, братанчик, рассказывай, где и в какой бригаде ты, с*ка, держал оборону? В каком "изюмском котле" горел? – оказывается, что нигде его не было. Что он просто ездил в Артемовск документы подписать, подвернулась возможность оформить УБД, а "ну что ж я – дурак, не сделать себе?"…

- А когда волонтеры получают УБД..?

- Есть волонтеры, которые, несомненно, заслуживают этого.

Читайте:

Волонтери проти закону про статус УБД

- И вы их не осуждаете? Учитывая, что основная масса волонтеров продолжает оставаться, как вы выразились,"верблюдами"?

- Есть очень хитрож*пые волонтеры. Они где-то выклянчат два ящика лекарств, у которых через месяц заканчивается срок годности и которыми можно пол фронта покрыть – и звонят мне: Тайра, можем выслать, а вы нам за это благодарность напишите. С печатью. Есть несколько человек, которые регулярно звонят. Они эти документы собирают, а потом будут подавать на какие-то там статусы…

Я отказываюсь. Говорю: спасибо, не надо, у нас все хорошо.

А есть волонтеры, которые за свои бабки ездят. Их друзья собирают деньги. И они звонят: Тайра, что тебе нужно? Им я озвучиваю потребности, то, что трудно достать – какой-то хитрый препарат, оборудование. Они говорят "ого" - но находят, достают, привозят прямо на ноль. Не просят никаких печатей в командировочные. Сидят вместе с нами под обстрелами, если не получается выехать.

Фактически, они принимали участие в боевых действиях. Да, пусть не с оружием в руках. Но ведь кроме УБД есть еще и статус "участник войны", к примеру.

Есть волонтеры, которые заслужили этот статус гораздо больше, чем многие из тех, кто его получил. В каждом конкретном случае нужно разбираться, достоин человек или нет.

Есть волонтеры без имени, делающие не меньше, а то и больше, чем именитые. И добровольцы или воинские части должны иметь право подать их на получение УБД – как на награду.

И государство должно этим обеспокоится наконец. Потому что это вопрос справедливости.

Продолжение следует...

Узнать о текущих потребностях группы "Ангелы Тайры" можно на личной странице Юлии Паевской в Facebook.