"Амурские войны" - история днепропетровского бандитизма

"Матроса" вынули из земли. Не краснофлотца, а криминального автортета Александра Мильченко, которого в лихие девяностые величали хозяином Днепропетровска. Его тело эксгумировали не с оккультной целью, а для того, чтобы выяснить действительную причину смерти. Его джип несся по дорогам Закарпатья, приближаясь к венгерской границе - когда хозяину вдруг стало плохо. В береговской реанимации "матросу" поставили диагноз "сердечная недостаточность и цирроз печени" - и выписали свидетельство о смерти. Впрочем, вдова покойного утверждает, что у Мильченко был диабет.

Видео дня

За крышкой гроба остались крышевание бизнес-элит Днепропетровска, дружба с Павлом Лазаренко, участие в убийстве Щербаня. Да, не последним человеком был Мильченко в дивном новом мире девяностых, далеко не последним. Потому и не верил никто из близко его знавших, что умер "Матрос" своей смертью. А впрочем, далеко не все, кто знал его близко, прожили много дольше.

Груз прошлого оказался тяжелее, чем надгробный камень на могиле "Матроса". Не лежать ему спокойно - могила разрыта, и эксперты будут решать, что же на самом деле стало причиной смерти Мильченко. Неплохо бы еще и посмотреть, каким ветром "Матроса" занесло в бурные воды девяностых. А занесло его из не менее бурных восьмидесятых. Мильченко - живая (черный юмор) иллюстрация к песне тогдашнего шансонье Асмолова "Мы - бывшие спортсмены, а нынче рэкетмэны".

Еще в эпоху застоя сформировалась группа рэкетиров под главенством бывшего перспективного футболиста Александра Мальченко. Действовали они поначалу в Амур-Нижнеднепровском районе Днепропетровска, потрошили цеховиков, которые по-капиталистически зашибали деньгу в социалистическом СССР. Банда "Матроса" постепенно приобрела всесоюзную известность, и в эпоху гласности, в 1987 г., когда стало "можно", Виталий Витальев посвятил "Матросу" и его команде большое расследование "Амурские войны" во всесоюзном сатирическом журнале "Крокодил".

Его-то мы и представляем вниманию наших читателей.

Глава І. Матросский танец

По вихлястым окраинным улочкам, вспарывая фарами ночую тьму, двинуться три "жигуленка". У частого дома, со всех сторон поросшего акацией, кортеж останавливается. Шестеро парней в белых рубахах и безупречно отглаженных брюках выходят из машин и неспешно направляются к дому. На массивные ставни и обитые железом двери сиплються удары богатырских кулаков и плечей: "одчиняй, хозяин! Принимай гостей!"

И вот уже заспанный хозяин с розовым пухлым лицом и маленькими бегающими глазками трясущимися руками отпирает хитроумный японский замок.

Шестеро парней шумно вваливаются в дом, проходят по комнатам, на ходу оценивая быстрыми взглядами обстановку, - так кассирша в магазине, отбивая чек, бегло посматривает на покупателя, безошибочно определяя, можно ли ему на сдачу з трояка всучить два металлических рубля.

Своей оценкой гости остаются довольны: ковры, хрусталь, бронза – все, как положено…

- Гулять будем! Ставь выпивку и закуску! – приказывает хозяину один из пришельцев.

В мгновение ока перепуганная сонная хозяйка накрывает на стол: коньяк, балычок, икорка… М если на прилавках возглавляемого хозяином продмага лиш изредка белеет палтус одинокий, то дома всегда отыщется деликатес.

…В углу столовой ночные визитеры замечают подернутый паутиной белый рояль "Блютнер".

- Играешь? – сурово спрашивает хозяина предводитель гостей.

- Дочка в детстве играла, - как бы оправдываясь, разводит руками хозяин.

- Буди дочку! Пущай лабает!

Хозяин хватается за голову:

- Боже мой! Может, без музыки обойдемся, а?

- Буди, кому сказано! Под асфальт закопаю! – И предводитель демонстрирует короткий, как бранное слово, ствол обреза.

Через минуту в доме звучит музыка:

- Давай матросский танец! Танец "В яблочко!" в честь нашего Матроса!

Дочка в махровом халате, накинутом поверх ночной рубашки, гальванически дергаясь, наяривает на рояле. Ночные гости глушат коньяк из хрустальных фужеров.

- Хозяин! Тащи еще закуску! – требу ют они. – Повторение – мать питания.

Но хозяина с хозяйкой уже и след простыл: бросив на произвол хулиганья музицирующее чадо, они под шумок эвакуировались к соседям.

Раздосадованные бегством хозяев, пришельцы вынимают обрез и открывают пальбу по залежам хрусталя в серванте.

Ребята с Амура гуляют…

При слове "Амур" наверняка возникнут у читателей дальневосточные ассоциации: сопки, Тихий океан, граница… Те, которые помеломанистей, возможно, припомнят старинный вальс "Амурские волны"…

Так вот, ребята с Амура ко всем перечисленным реалиям не имеют ни малейшего отношения. С Дальним Востоком их связывает разве что сердитая на вид рыба лосось, несостоявшимся потомством которой любят они закусывать коньяк. "Амур" в данном контексте – тихая рабочая окраина бывшего Екатеринослава, а ныне – Днепропетровска, обязанная своим названием игривым фрейлинам Екатерины, которые выехав сюда вместе с императрицей "на дачу", облюбовали эти когда-то укромные места для амурных свиданий.

Чем еще интересен днепропетровский Амур: пожалуй, лишь тем, что испокон веков наряду с одесской Молдаванкой, ростовской Нахаловкой, харьковской Журавлевкой и московской Марьиной рощей славился он высокой преступностью. То ли горячая южная кров была тому виною, то ли некогда изобильное и дешевое южное вино – сказать не берусь. И в наши дни Амур не ударяет лицом в грязь – именно в тенистых амурских двориках росли, крепчали и наливались сперва соками, а уж потом тем самым вином ребята Матроса (или ребята с Амура), бывшие на протяжении целого десятилетия властелинами преступного мира Днепропетровска. Обзаведясь высокими связями, они стали практически неуязвимыми для милиции, некоторые представители которой были куплены состоятельными амурами.

Чем занимались амурские ребята?

В общем-то разбоем и бандитизмом. Но не совсем обычными.

Возьмем с библиотечной полки крайне весомый однотомник Советского энциклопедического словаря (СЭС) и откроем его на букве "Р". Здесь на прозрачной папиросной странице №1149 между историком Петром Ивановичем Рычковым и английским физиком бароном Рэлеем примостилось непривычное для нашего слуха и глаза импортное словечко "рэкет". Вот так объясняет его значение это в высшей степени толковое издание: "РЭКЕТ (в США) – крупный шантаж, вымогательство, осуществляемое путем угроз и насилия гангстерами (рекетирами)".

Все верно в этой лаконичной формулировке, за исключением внутрискобочного "в США". Впрочем, удивляться тут нечему: издан словарь в 1981 году, корда было принято любой социальный порок – наркоманию, проституцию или тот же рэкет – отсылать куда подальше, будто такая отсылка гарантировала невозможность его появления в нашем обществе.

Тех читателей, которые, несмотря на толковое словарное объяснение, не вполне уяснили суть этого понятия, отошлем к еще более дефицитной, чем СЭС, хотя и не столь увесистой книжке Ильфа и Петрова "Одноэтажная Америка": "Рэкет – самая верная и доходная профессия, если ее можно назвать профессией", - пишут классики и продолжают: "Нет почти ни одного вида человеческой деятельности, которого не коснулся рэкет. В магазин входят широкоплечие молодые люди в светлых шляпах и просят, чтобы торговец аккуратно, каждый месяц, платил бы им, молодым людям в светлых шляпах, дань… Если торговец не соглашается, молодые люди вынимают пулеметы ("машин-ган") и принимаются стрелять в прилавок. Тогда торговец соглашается. Это - рэкет. Потом приходят другие молодые люди и важливо просят, чтобы торговец платил им дань за то, что они избавят его от первых молодых людей. И тоже стреляют в прилавок. Это тоже рэкет".

Похожими методами, отказавшись от разве что светлых шляп как от пережитка пришлого, действовали и ребята с Амура, явно не читавши не только энциклопедического словаря, но и "Одноэтажной Америки". Более того, услышь кто-нибудь из них фамилию Ильф, решил бы наверняка, что это кликуха типа "Буни", "Сявы" или того же "Матроса". Если уж сам Матрос - главарь амурских бандитов и личность во многом неординарная - писал "ничесность", "крычать", "подписка онивыезде", то какой эрудиции требовать от куда менее просвещенных Кабана, Рахита или Васи Горбатого?

Образчик матросской грамотности я почерпнул из уголовного дела, занимающего 34 тома, но, на мой взгляд, достойного большего объема. Интересно, что дела на амурских ребят методично возбуждали, начиная с 1976 года, но под давлением сверху столь же методично и прикрывали. Лишь в 1984 году, когда в "дело Матроса" впряглась следственная бригада МВД СССР во главе со старшим следователем по особо важным делам майором (а ныне подполковником) милиции С.В.Серебренниковым, оно стало медленно, со скрипом двигаться с места.

Итак, ребята Матроса практиковали рэкет в чистом виде. За все десять лет своей более чем бурной "деятельности" они ни разу не тронули "простого" честного человека - и отнюдь не из каких-то там принципов (какие принципы могут быть у бандитов?), а из соображений чисто материального свойства. С честного человека какой навар? Хоть душу из него вытряси – а окромя потертого кошелька с "рейтузным рублем", выданным женой на текущие расходы, да измятого проездного билета, именуемого на Украине "постоянным", ничего с него не поимеешь. Потому-то, будучи не всегда трезвыми, но все же реалистами, и "работали" амурцы с людишками темными, но денежными, которые скорей заплатят дань, чем пожалуются в милицию.

Вот список жертв амурских ребят, то есть тех, кого подвергли они "спокойному", "жестокому" либо "тщательному" рэкету (подробнее об этих трех разновидностях рэкета мы поговорим чуть позже). А поскольку не на всех еще перечисленных в нем лиц обрушилась карающая десница закона, я приведу список этот без упоминания фамилий, но с указанием профессий – официальных и не вполне: бармен, экспедитор автолавки, продавец пива, ростовщик, официант, торговец наркотиками, директор магазина, ювелир, руководитель подпольного цеха, вор-рецидивист, буфетчик пивбара, работник управления рынками, "цеховик", и прочая, и прочая.

Банда Матроса прошла в своей эволюции несколько ступеней, которые мы попытаемся подробно проследить в ходе повествования. Она возникла в годы застоя как стихийное объединение крепких амурских парней с зудящими кулаками, пытавшихся единственным доступным им способом - мордобоем - восстановить "социальную справедливость", как они ее понимали. Изрядно доставалось от них торгашам и "деловарам" - этим разгулявшимся купчикам середины семидесятых годов. На первых порах ребятам с Амура и в голову не могло прийти, что таким "избитым" в буквальном смысле способом можно зарабатывать деньги – и немалые.

Пройдя в своем развитии несколько этапов, новоявленные деточкины кончили тем, чем и должны были кончить: стали неотличимы от своих бывших врагов - ворюг и "цеховиков", срослись с ними до полного сиамского симбиоза.

Это лишний раз подтверждает в общем банальную историю о том, что двух "справедливостей" в одном обществе быть не может. Пытаясь установить собственную кулачную "справедливость", амурцы в конечном итоге сами стали частью машины несправедливости – причем не какой-то там второстепенной шестеренкой, а важнейшим коленчатым валом.

"Амурские войны", о которых поведет наш рассказ, как и любая крупная конфронтация, начинались с мелких локальных конфликтов. По мере расширения "кампании" в бой вводились и новые ресурсы. И вот уже в патриархальных приднепровских переулках, в барах, ресторанах и кафе стали раздаваться выстрелы…

Глава II "Мама, ко мне идут!.."

"Ах, Одесса, жемчужина у моря..." - грохотал оркестр в днепропетровском ресторане "Калина". Ах, "золотая" середина семидесятых годов!

Под звуки эстрады отплясывали посетители. Танцующие тряслись, выкручивались, подпрыгивали, размахивая руками. Временами казалось, что они не пляшут, а произносят с шаткой трибуны пылкую речь в защиту своего образа жизни.

За ближайшим к эстраде столиком сидели пятеро: трое парней и две девушки. Они не танцевали, а выпивали и закусывали.

Один из парней – Виктор Шапкин, которого "ребята с Амура" и сам Матрос называли Шапой, глядел на плясавших и медленно зверел. Ему, выросшему на Амуре и в свои 25 лет дважды судимому за хулиганство, противно было смотреть, как резвятся холеные, не нюхавшие нар "лохи". Его спутники Кукуруза (Бабенко) и Комар (Комаров) разделяли Шапино негодование.

Опрокинув очередную рюмку, Шапа вскочил со стула и, выхватив из-под пиджака обрез охотничьего оружия, навел его на музыкантов. Ему хотелось слегка покуражиться.

"Ах…" - музыка оборвалась на полузвуке. Завизжали женщины.

- Играть! Играть!!! А то всем будет аллес! - хрипло выкрикнул Шапа и прицелился в пианиста.

"Ребята с Амура…", - шепотком пошелестело по залу. Пианист, справедливо рассудивший, что ЩШапа может и не знать священно заповеди ковбойский салунов "В пианиста не стрелять, он старается со всех сил", непослушными деревянными пальцами ударил по клавишам. "Ах, Одесса…"

- Танцуй! – рявкнул Шапа одной из своих спутниц и вытолкнул ее к эстраде. – Все танцуйте!!!

Подчиняясь его приказу, танцоры задергались под дулом обреза.

И тут грянул выстрел – Шапа случайно надавил на курок… Пуля вонзилась в пол у самой эстрады. Оркестранты, побросав документы, бросились врассыпную. Танцоры последовали их примеру. Шапа заржал – он просто шутил…

Вот так – шумно и бестолково – гуляли на первых порах ребята Матроса. То в одном "кабаке" побьют "лоха", то в другом пальнут из обреза по стойке бара… Слухи об этом ходили по Днепропетровску, обрастая все новыми красочными деталями.

Амурских ребят начали бояться. И вот уже кто-то из барменов подхалимски подносит им дармовую выпивку, которую амурцы с благосклонностью принимают. За выпивкой следует скромная паюсно-кетовая закуска, а от нее, как свидетельствует практика уголовных дел о взяточничестве, один шаг до шуршащей купюры – сначала мелкие, красноватые, наверное, от стыда, но постепенно зеленеющие и коричневеющие от возрастающей дерзости и значимости…

Через несколько лет те же угодливые бармены, доведенные до отчаяния "жестоким рэкетом", будут бросаться на бандитов с ножами и топорами. Мы расскажем об этом в пятой главе. Но пока до тех кровавых событий было еще далеко…

Поначалу ребята Матроса стесняются брать деньги за просто так. Как нищие в некоторых западных странах, которым закон запрещает просто просить подаяние, вынуждая создавать видимость работы: рисовать на асфальте, продавать спички и т.д., - амурцы придумывают несколько "сравнительно честных способов отъема денег".

Самым "популярным" из них была игра в карты – в "очко" или, по-амурски, в "треньку". На бандитском жаргоне это называлось "найти зафаршированного лоха и обкатать его", то есть "найти денежного барыгу и обыграть его в карты".

Но со временем амурские ребята уразумели, что лучше всего деньги зарабатывать побоями. Чего-чего, а комплекса кулачной неполноценности они не испытывали и всегда были готовы злоупотребить своим телосложением.

...Появляются у ребят Матроса излюбленные места. Гулять они предпочитают в "Юбиле" - ресторан "Юбилейный", а "работать", то есть обыгрывать "лохов" в карты, в кафе "Льдинка", известном среди днепропетровских студентов-двоечников под кодовым названием "Сачек": уж очень уютно было здесь за порцией мороженого и стаканчиком вина "сачковать".

В "Льдинке" у Матроса были свои бармены: Лона (Валик Пекуровский) и Черток (фамилия и кличка совпадают). То, что Матрос числил их "своими", отнюдь не гарантировали им неприкосновенности – в этом нам с вами предстоит убедиться.

Как-то раз в "Льдинке" Матрос с ребятами надул бармена Викентьева (фамилия изменена. - Авт).

Вообще-то Викентьев не собирался играть в карты, но, когда выяснилось, что в долю к нему набивается сам Матрос и что играть предстоит - смешно сказать! - на мороженое, бармен - человек состоятельный - согласился: на мороженое много не выиграешь, зато и корову не проиграешь...

Ах, как глубоко заблуждался наивный труженик мерного стакана! Через десять минут игры выяснилось, что Юра Рыжий (Целищев) и Ткач (Ткаченко) - соперники Викентьева и Матроса - выиграли... 44 000 (сорок четыре тысячи) порций мороженого.

- Как будем "кашлять" (платить долг. – Авт.) – натурой или деньгами? – поинтересовался Юра Рыжий.

- Чего уж там мелочится: деньгами, - с деланным вздохом ответил Матрос.

В его словах был свой резон: при расплате натурой пришлось бы Рыжему и Ткачу на какое-то время стать единственными потребителями всей продукции днепропетровского хладокомбината, а такого переохлаждения не выдержал бы даже саамы крепкий амурский организм.

Стали считать - и получилось, что в денежном выражении (по ценам "Льдинки") проигрыш составляет 41 360 рублей.

- Плачу половину! - с готовностью согласился Матрос и вышел.

Викентьев был не только состоятельным, но и рассудительным человеком, поэтому артачиться не стал, а быстренько выложил требуемую сумму. Эта история закончилась без "вышибалова" и явила собой классический пример так называемого "спокойного рэкета".

Спокойный рэкет был, скорее, исключением, чем правилом, и обычно перерастал в "жесткий рэкет". Примером тому – история с директором и единственным сотрудником пивного киоска Калиниченко, успешно совмещавшим обе эти должности в одном лице.

"Обуть" Калиниченко планировали вполне мирно. Зная, что он сидит на пиве, а стало быть "пакован" (богат), Поляк (Полевой), Клим (Климов)и Карась (Горлань) разработали шикарный план.

Пропустив у доходного киоска Калиниченко по кружечке пива и не требуя, как призывал вывешенный в окошке плакат, долива после отстоя, Поляк, Клим и Карась показали пивному королю золотое колечко и попросили помочь им сдать его. Калиниченко, польщенный тем, что его скромное заведение с вечной нехваткой кружек посетили ребята Матрос, согласился.

Колечко он сдал в тот же день, а назавтра его вновь навестили бандиты. Калиниченко отдал вырученные деньги, Карась, пересчитав их, тридцать рублей вернул со словами: "За услуги". Честно и красиво…

Еще через пару дней Поляк и Клим пришли к киоску без Карася.

- Замели Карася, - скорбно сообщил киоскеру Поляк. – Посадили в садок за кражу колечка.

- Того самого, что ты сдавал, - пояснил Клим.

- Стало быть, ты соучастник, - с ещё большей скорбью добавил Поляк.

- В ментовке за это по головке не погладят, - вновь разъяснил Клим. – Узнают – и…

- Прощай, мой кормилец, ларек мой пивно-о-ой!!! – хорошо отрепетированным дуэтом пропели бандиты.

Слажено оборвав пение, они успокоили перепуганного товарища: в ментовке, дескать, у них есть связи, и взятка в полторы "штуки" вызволит попавшего на милицейский крючок Карася и спасет его – Калиниченко – от неминуемого ареста. Амурцы умело сыграли на гулявших по городу и отнюдь не беспочвенных слухах о продажности некоторой части днепропетровской милиции.

Директор киоска, прикинув, что названную сумму он нацедит из пивного крана менее чем за месяц, деньги дал. Бандиты – в том числе "пойманный" Карась, который в целях конспирации два дня не выходил из дома, - поделили их между собой.

Страдания Калиниченко на этом не кончились. Узнав, с какой легкостью, он выложил полторы тысячи, Матрос рассудил, что с пивного человека можно "получить от вольного куша" (т.е. сколько захочешь. – Авт.)

Тщательно продумав все детали, Матрос послал к киоску двух ребят. На сей раз они не пили пива. "Закрывай лавочку!" - приказали они Калиниченко, а когда тот отказался, без лишних слов вытащили его из-за прилавка и, погрузив в "Жигули" отвезли в тихое место за городом. Здесь парни достали ножи и, угрожая отрезать Калиниченко оба уха, потребовали три тысячи.

- Ребята, что за беспредел? – взвыл Калиниченко тонким голосом. – Я требую: везите меня к Матросу, он знает, что я недавно Карася из ментовки вызволил…

- Ты нам надоел, - сказали бандиты. – Общение с тобой утомляет еще до того, как начнется… Так и быть, отвезем к Матросу.

Дальновидный Матрос, в то время еще только примерявший на себя фальшивую мантию третейского судьи, предполагал такой поворот дела. И когда во двор его особняка втащил помятого Калиниченко, он велел ребятам отпустить его и сказал так: "Иди домой. Я с ребятами сам разберусь. За это через два дня отдашь мне "штуку" - так что не забывай как следует разбавлять пиво"…

Через два дня, в разгар пивного рабочего времени, Матрос собственной персоной на собственной "Волге" поехал к киоску. Оставшись в машине, он выслал вперед одного их амурцев.

- Р-разойдись, товарищи непросыхающие! – рявкнул бандит на клиентов, самозабвенно посасывавших водянистое пиво "Ячменный волос".

С этими словами он выхватил из кармана молоток и принялся колотить по прилавку.

Брызнули осколки пивных кружек.

- Плати, гад, а то всю лавочку разнесу!..

Калиниченко видел, как из припаркованной у киоска "Волги" спокойно наблюдает за происходящим "третейский судья" Матрос. Не выдержав психологической атаки, он заплатил. И Матросу, и его "ребятам"...

Амурцы не могли не осознавать, что спокойный рэкет, как правило, менее эффективен, чем жестокий, и со временем у них появляются истинно гангстерские замашки.

Так начиналась амурская война, которую я назвал бы первой панической войной. Панической война была пока что лишь для дельцов, спекулянтов и торгашей, впадавших в панику при виде бандитов.

Вот только несколько эпизодов этой войны.

Когда один мазурик отказался платить карточный долг, Шапа во гневе схватил подвернувшиеся под руку пассатижи и попытался содрать с зубов упрямца золотые коронки...

Строптивого спекулянта Варнавского Поляк, Кабан (Лунев) и Урка (Зайшло) вытащили из собственного дома и отвезли на Клочковское кладбище. Там его поставили на край свежевыкопанной вакантной могилы. Бандит Дименштейн поднял с земли усохший венок и, надев его на шею уже и впрямь скорее мертвому, чем живому, от страха Варнавскому, стал толкать его в могильную яму, приговаривая: "Думай, где достать деньги!". Тут только "клиент" и согласился выложить требуемую сумму...

Домой к Ветвицкому Буня (Даниленко) и Мармура (фамилия и кличка совпадают) приехали вечером. Увидев их в окно, молодой делец с криком: "Мама, ко мне идут!" — заперся в ванной. Предусмотрительно перерезав ведущий к дому телефонный провод, бандиты вошли в квартиру. Ветвицкий затаился и притих, как мышь перед рассветом. Он слышал, как шуршат в темноте его настороженные ресницы... Порыскав по квартире и не найдя ничего, кроме набора порнографических открыток, амурцы ушли несотенно хлебавши. Но, долго еще не отваживался Ветвицкий покинуть свое кафельное убежище…

Играя с "лохами" в карты, ребята Матроса иногда выдавали одного из баylитов за человека с Севера или вора из Донецка, который "способен на все". Именно на него - парня с Севера или донецкого вора, в роли которых лодвизались чаще всего Мармура, Рахит (Парадиз) или сам Матрос, на глазах у облапошенного дельца "переписывают долг", после чего указанный бандит приобретает полное амурское право его (долг) выколачивать. Подобным образом ребята Матроса "обули" продавца пива Холина и мелкого "цеховика" Гольдберга. У последнего взяли в залог его личные "Жигули" и укатили на них. Автомобиль "честно" вернули, когда Гольдберг выложил долг — 4,5 тысячи, возникших из невинной поначалу карточной игры на коньяк…

В конце семидесятых — начале восьмидесятых годов ребята с Амура были в зените своей шальной славы. О них говорил весь город — от вокзала до Амура. Молва приписывала им совершенно невероятные поступки.

И если честные люди, зная, что им нечего опасаться, произносили слово "Матрос" без страха, то на барменов, спекулянтов и подпольных бизнесменов оно наводило животный ужас. Бессонными ночами килограммами поедали они дефицитный седуксен, но, не получив успокоения, расплющивали свои покрытые пушком рыльца об оконные стекла. Часами вглядывались и вслушивались они в чугунный мрак южной ночи: не тормозят ли визгливо у дома кроваво-красные "Жигули" амурца Алика Дименштейна, не выходят ли из них крепкие парни в белых рубахах, под которыми спрятаны ножи и обрезы.

И все чаще липкую приднепровскую тьму молнией пронзал истошный мужской крик: "Мама! Ко мне идут!!!"

Глава III. Крестный батька

Прервем наше повествование о событиях первой панической войны, чтобы познакомить читателей с выдержками из одной производственной характеристики:

"...Проявляет инициативу и организаторские способности... Умеет координировать свою деятельность. Оперативно решает вопросы. Деловит... Обладает чувством нового... Политически зрел, принципиален, правильно понимает и проводит в жизнь политику партии. Умеет учить массы и учиться у них (выделено мной. — В.В.) Способен к сотрудничеству с товарищами по работе, отзывчив, умеет правильно воспринимать критику, прислушивается к ней и делает из нее правильные выводы. Уравновешен и настойчив в доведении дела до конца (выделено мной.— В.В.)… Энергичен, аккуратен, опрятен, вежлив, скромен, в коллективе пользуется заслуженным авторитетом, требователен к себе и дисциплинирован. Ударник коммунистического труда. Является пропагандистом".

Далее следуют подписи магического "треугольника": начальник участка Чугаев С. П., секретарь парторганизации Артеменко А. А., профгрупорг Саулич И. И.

Кто же он — сей ангел без крылышек, достойный, судя по характеристике, быть как минимум прокурором города, а то и повыше забирай?..

Характеристика выдана Мильченко Александру Федоровичу, 1948 года рождения, рабочему Днепропетровского участка "Укрмясомолреммаш" тогдашнего Министерства мясо-молочной промышленности Украины в качестве рекомендации для турпоездки за рубеж.

С какой целью мы столь пространно процитировали этот канцелярский панегирик — машинописный памятник недавней эпохи?

Дело в том, что Мильченко Александр Федоровим,1948 года рождения к моменту получения характеристики много лет являлся главарем амурских бандитов и был больше известен в городе как Матрос.

Уже потом, во время следствия, начальник участка Чугаев заявит, что прекрасную характеристику он дал "нехорошему" Мильченко лишь "потому, что тот собирался .ехать, в турпоездку за границу". Ничего не скажешь: логично… Хотя на месте Чугаева автор не стал бы так спешно отрекаться от всего процитированного текста. Во всяком случае, в том, что касается "организаторских способностей" и умения "доводить дело до конца", характеристика нимало не грешит.против истины.

Скорее, на мой взгляд, она нуждается в некоторых дополнениях.

Александр Мильченко родился в городе Майкопе, был старшим ребенком в семье, вскоре после рождения перебравшейся в Днелропетровск, и с молочных лет привык верховодить среди мальцов. В школе учился он неважнецки, по два года сидел в полюбившихся ему шестом и седьмом классах, а слабые свои познания пытался компенсировать крепкими мышцами.

Так и не одолев всех премудростей седьмого класса, Мильченко ушел из школы.

Поступив в ПТУ, Александр увлекся футболом и вскоре, окончательно забросив учебу за кромку футбольного поля, уже играл за юношескую сборную Украины. Перед ним открылась заманчивая карьера профессионального футболиста. I

И вот он претерпевает характерное для нашего "любительского" спорта раздвоение: формально работает на вагоноремонтном заводе, а фактически гоняет мяч за команду, выступающую на первенстве области, и появляется на родном предприятии только в дни зарплаты. Возможно, именно тогда уверовал Мильченко в свою исключительность, дающую право получать незаработанные деньги. "Хай турки пашут", — любил повторять молодой футболист.

Венцом спортивной карьеры Александра стало приглашение в дублирующий состав днепропетровского "Днепра". Венцом и концом одновременно. Не выдержал Мильченко испытания славой, когда стали узнавать его на городских улицах, а на Амуре, где он жил, и вовсе не давали проходу: каждый норовил угостить пивком, водочкой, а то и кукнаром. Он, как правило, не отказывался от угощения.

Начали поступать приглашения из команд других городов. Мильченко, которому надоело "гнить в дубле", долго выбирал, где повыгодней, и остановился на Волгограде- Но пивко и кукнар к тому времени прикончили в зародыше его спортивное мастерство: в Волгограде он не задержался, точнее, его не стали сильно удерживать.

Вернувшись в Днепропетровск, где еще доживала свой девичий век его футбольная слава, Мильченко окружает себя молодыми амурскими парнями, В большинстве уже судимыми за "мелкие шалости", становится их лидером и мозговым центром. ."Наш Матрос" - называли его за глаза амурские ребята.

Почему Матрос? Рассказывают, что когда-то, будучи еще шкетом, пошел Саша вместе с ребятами постарше купаться на Днепр, но плавать не умел и, оказавшись на глубоком месте, стал тонуть. "Выплывет или нет?" — гадали старшие мальчишки, глядя с берега, как барахтается малыш в рыжей днепровской воде... Саша не потонул, выплыл. И с тех пор на Амуре стали в шутку звать его Матросом. Ребячья "кликуха" оказалась прилипчивой, как изолента, и сохранилась за Сашей Мильченко до зрелых лет, когда он уже не барахтался, а ловко лавировал в мутных житейских водоворотах.

О том, как Матрос и его ребята пришли к рэкету, мы рассказали в предыдущих главах. Интересно, что до последних дней существования банды Мильченко удавалось поддерживать репутацию человека справедливого и рассудительного — как среди рэкетиров, так и среди рэкетируемых. Не потому ли, что с некоторых пор Матрос редко ходил на дело, а предпочитал руководить "операциями" из дома по телефону?

Звонили ему и обиженные (дескать, заставляют платить), и обидчики (чтобы заставил платить обиженных). И тем, и другим он говорил свое любимое "Разберемся...", не забывая, впрочем, содрать куш и с той, и с другой стороны.

Кстати, дом Матроса был чуть ли не единственным телефонизированным жилищем на Амуре, к нему специально тянули кабель. А установили телефон по официальному письму, где была среди прочих такая формулировка: "В целях бесперебойного функционирования мясо-молочной промышленности Днепропетровской области, просим провести телефон к дому инженера (!) Мильченко..."

Как ни странно, но даже после установки телефона в доме Матроса, который со своим полусредним футбольным образованием никак не мог быть инженером (разве что инженером человеческих душ), мясо-молочная промышленность области продолжала давать сбои. Зато "контора Матроса" и впрямь зафункционировала бесперебойно. Сидя дома, Мильченко аккуратно получал проценты с денег, выколоченных в результате бандитских "операций". Его роль стала схожей с ролью горлового у волжских бурлаков. Этот главный бурлак не тянул лямку в команде, он только орал, когда нужно было взять порог, то есть работал горлом. Получал же горловой наравне с другими бурлаками, да плюс "горловые" — чарку водки для поддержания в форме своего орального (в прямом и в переносном смысле) аппарата.

Так футбольный форвард превратился в бандитского "тренера".

Когда постоянная производственная деятельность стала мешать деятельности преступной, Матрос решил симулировать воспаление души, чтобы получить инвалидность. Справку он раздобыл с завидной легкостью. О тех, кто помог ему в этом, разговор впереди.

Позже, когда Матросом всерьез занялось следствие, он был направлен в Харьков на психиатрическую экспертизу. Здесь, в Харьковской психбольнице № 15, именуемой в просторечии Сабуровой дачей, лопнула легенда о матросской невменяемости, несмотря на то, что он приложил к ее сохранению все свои организаторские (вспомним характеристику) и актерские способности. При появлении врачей Матрос делался угрюмым и подавленным, театрально рыдал и объявлял голодовку. Он подчинил себе соседей по палате, и, когда уходили врачи, сопалатники тайком таскали ему из столовой борщи и котлеты, которые "голодающий" Матрос, подобно Васисуалию Лоханкину, ночами поедал под одеялом. Поев, он укладывался спать, но спалось ему плохо: постель была усыпана острыми хлебными крошками, как ялтинский пляж— галькой. Крошки буравчиками впивались в тело, но из соображений конспирации стряхивать их на пол Ма­трос опасался...

Став, как говорят на Украине, "больным на голову", Матрос мог цели­ком посвятить себя рэкету. Не иначе, как на 90-рублевую пенсию инвалида второй группы, он покупает "Волгу", предусмотрительно записывая ее на имя матери.

Эту "Волгу" Матрос приобрел у своего друга олимпийского чемпиона по штанге Султана Рахманова. Расска­зывают, что Рахманов в те годы часто выступал на всевозможных собраниях с воспоминаниями о своих олимпийских успехах. На такие выступления он лю­бил приглашать Матроса, усаживая его рядом с собой в президиуме.

Другим приятелем Матроса был чемпион мира по боксу Виктор Савчен­ко. Амурские ребята иногда брали Сав­ченко с собой на дело, используя его в качестве пугала.

— Видишь, кто сидит там, в маши­не,— говорили они "лоху", показывая на Савченко, известного в лицо многим днепропетровцам.— Если сейчас же не "покашляешь" — он из тебя по всем правилам любительского бокса кашу сделает.

Понятно, что "лох" тут же прини­мался "кашлять" с такой интенсивно­стью, будто его хватил внезапный приступ коклюша.

Фотография Савченко с теплой дарственной надписью украшала пись­менный стол в кабинете Матроса, за которым разрабатывались планы гря­дущих рэкетирских сражений.

Не являясь членами банды, Рахма­нов и Савченко тем не менее хорошо смотрелись на фоне амурских ребят. Так, двое рыболовов у реки на фоне леса не нарушают гармонии пейзажа, а органически вписываются в него.

С такими "телохранителями" Мат­рос мог не печься о собственной физи­ческой форме, которую он вскорости благополучно утратил. У раздобревше­го Мильченко появляются барские за­машки: своих ближайших сподвижников он собирает на еженедельный совет в сауне, чуть не каждый день гуляет с ребятами в "Юбиле", "Днипровских хвылях" или в "Сковородке".

"Сковородкой" в Днепропетровске называют небольшое кафе возле Цент­рального рынка, где подают прямо на сковороде жареное мясо. "Хорошо гу­лял Саша,— поведал мне один из ра­ботников этого кафе.— Когда входил в зал, все его ребята вставали, и, пока Матрос не начнет кушать, никто не на­чинал... Он всегда первым брал мясо со сковородки. Если кто из ребят поле­зет за мясом вперед батька— вы­швырнут его из кафе, а Матрос с этой сковородки уже не кушает: брезгует...".

Идеалом Матроса, по его собствен­ному признанию, был батька Махно, не­когда славно "погулявший" в Екатеринославе. Своему представлению о Мах­но он старался следовать во всем. До того доходило, что выезжали с хлопца­ми за город и там, уколовшись наркоти­ком, брали напрокат у колхозных тру­жеников седла коней и — за неимением шашек — скакали по степи с ножами наголо.

Методы выколачивания денег тоже со временем стали махновскими. Неко­торых упрямых "клиентов" помещали на край крутого обрыва над Днепром или запирали в темный, кишащий жир­ными амурскими крысами подвал.

Правда, в отличие от махновцев амурцы никого не убивали. Их убивали — случалось,— об этом скоро узнают чи­татели, но они— никогда...

Знакомясь с делом Матроса, я, как ни странно, чаще всего вспоминал не "Одесские рассказы" Бабеля (куда Бене Крику до Матроса? И размах не тот, и связи не те...), а нашумевший в свое время роман Марио Пьюзо "Крестный отец", повествующий о нравах американской "коза ностры". Матрос наверняка не читал его, хотя при желании мог прочесть: в конце 70-х годов роман был опубликован в журнале "Всесвит" в украинском переводе.

"Хрещений батько" - так звучало по-украински название этого романа.

"Крестный батька" Матрос, совме­стивший в себе черты как бесноватого батьки Махно, так и спокойно-рассуди­тельного Крестного отца, соз­дал своеобразное бандитское "брат­ство". На первых порах (подчеркиваю: только на первых порах) амурцы повсю­ду были вместе – вместе гуляли на свадьбах, вместе хоронили покой­ников...

Передо мной на столе – несколько фотографий. На одной из них запечат­лена свадьба бандита Ярёмы. В уют­ном амурском дворике на фоне свежевыбеленной хаты стоят под раски­дистой акацией – "фирменным" южно­украинским деревом – жених с невес­той. Жених — в черном костюме с цветком в петлице, невеста – в фате и бе­лом платье: все как положено. Молодо­женов обступают довольные, принаря­женные люди. Вот Матрос в белой рубахе с отложным воротником. Рядом с ним – вездесущий Шапа, курировав­ший жестокий рэкет с угрозами и по­боями. Рука Матроса с массивным пер­стнем на безымянном пальце лежит на Шапином плече. Вот Комар (Комаров), Сумской (фамилия и кличка совпа­дают), Качан (Качанов), другие амурцы. Их окружают девушки – и не какие-нибудь там "марухи", а вполне домаш­ние на вид. Все рады, все улыбают­ся – почти что семейный портрет...

На другой фотографии – истинно семейный портрет в интерьере – Ма­трос снят с семейством у себя дома. Интерьер небедный: ковры, гнутые стулья "под старину", обитые ситцем в цветочек. На плечах у Матроса – маленькая дочка, рядом – белокурая красавица жена, а чуть сзади – акку­ратно причесанный сын Игорь, похожий на отличника, кем он, возможно, и стал бы, не пристрастись с ранних лет к нар­котикам.

И вот еще что роднит Матроса с Крестным отцом – клановость.

Сыновья Крестного отца, не раз­думывая, пошли по его преступным стопам - так было принято в "коза ностре". Сын Матроса Игорек Мильченко в 16 лет сколотил банду подростков и, несмотря на то, что был среди них самым младшим, возглавил ее. Как видно, сыграл свою роль отцовский авторитет. И кличку Игорю дали соответ­ствующую - Матросенок.

Банда Матросенка занималась, так сказать, мини-рэкетом. Матросята (или амурчики), как и старшие амурцы, сдирали деньги с "лохов" - богатых жуликов и спекулянтов. Правда, запро­сы у них были пониже, чем у ребят Матроса, - не на тысячи шел счет, а на сотни. Но суть была та же.

В мини-банду Матросенка входила "рэкетирка", то бишь рэкетир-женщи­на. 18-летняя Наташа Кравченко бы­стро освоилась на этом традиционно мужском поприще. Как-то раз, приняв наркотик, она вломилась в дом к спеку­лянту Мащенко и принялась крушить молотком (знакомый почерк!) направо и налево.

- Кашляй, гад! - крикнула хозяи­ну Наташа, покончив с бесфамильным хрусталем и занося свой ракетный (не путать с крикетным!) молоток над фар­форовым сервизом "Мадонна".

Понятно, что Мащенко скорее рас­стался бы с фарфоровой "Мадонной", чем подчинился требованию "мадонны с молотком", но, отлично понимая, что сервизом дело не ограничится, он "кашлянул"...

Заметим походя, что матросский клан был не единственным на Амуре: дети многих бандитов (к примеру, того же Шапы) унаследовали отцовский про­мысел.

И на этом закончим нашу разверну­тую характеристику Мильченко-Матроса, тем более что в ходе повествова­ния мы не раз еще повстречаемся с этой "яркой" и в то же время темной личностью.

(Продолжение следует)