Больше всего в Донецкой области: Опендатабот назвал количество церквей УПЦ МП в Украине. Карта
В течение полномасштабной войны их количество уменьшилось только на 685 общин.
Выиграть драгоценные минуты, которые позволят спасти жизнь человека. Не забыть о главном предназначении медика, когда в твоих руках - судьба раненого врага. Сохранить хладнокровие, очутившись на стыке двух миров - того, где идет война, и того, где течет обычная мирная жизнь...
О том, что такое - быть военным медиком, а также о будущей победе и жизни после войны во второй части интервью OBOZREVATELрассказала парамедик волонтерской организации ASAP Rescue Юлия Паевская (Тайра).
Первую часть интервью можно прочитать здесь.
- Тайра, пытаетесь ли отслеживать судьбы тех, кого вывезли?
- Это не всегда возможно. Но я стараюсь. Честно говоря, я даже лица не всегда узнаю – слишком много людей. А вот ранения, особенно тяжелые какие-то, неординарные, помню все. Бывает, человек говорит, что я его вывозила – а я не могу вспомнить, хоть убей. Пока он не опишет ранение.
- Часто звонят, чтобы просто сказать "спасибо" за спасенную жизнь?
- Да. Хотя на самом деле люди, как правило, стесняются мне звонить. Боятся оторвать от важных дел. В принципе, это правильно. Иногда я действительно чрезвычайно занята. И бывает забавно, когда ты сидишь где-то на позиции, идет обстрел, вдруг появляется телефонная связь – и тебе звонит кто-то с каким-то совершенно дурацким вопросом. Ты пытаешься сохранить вежливость, не потерять лицо – и ты, делая покер-фейс, говоришь в трубку: да-да, конечно. И тут – х*як! Ты быстро прощаешься – и даешь отбой.
Но бывают и совершенно не смешные ситуации, когда с идиотскими разговорами звонят, когда ты везешь раненого. В один из таких случаев я вдребезги разбила телефон. После этого я выбираю исключительно небьющиеся телефоны.
Читайте: Войну нельзя останавливать, ее надо завершать - экс-разведчик ВСУ
- Что тогда случилось?
- Вывозим раненого. Я ставлю иглу в вену, подключаю систему, капаю – и в этот момент звонит телефон. Обычно в это время звонков очень много. Пробиться сложно. И когда мы выезжаем в зону стабильного покрытия – сразу приходит 100500 СМС и звонков.
Координация в таких случаях иногда частично идет по телефону. Мне в любой момент могут позвонить, запросить состояние человека. Поэтому я всегда отвечаю на звонки. Не глядя.
Читайте: Миф о "великой России" мы разбили на атомы, но есть опасность - Олена Степова
Так случилось и в этот раз. Я поднимаю трубку – и слышу манерный женский голос: "Скажите, пожалуйста, как часто вы пользуетесь средствами по уходу за кожей?". Я сразу даже не поняла. "В смысле?" – переспросила. "Мы хотим вам предложить лечебную косметику"…
Тут меня прорвало: да твою ж мать! Вычеркните мой номер нахрен!
Это настолько… Слов не подберу даже…
- Это и есть та встреча с мирной жизнью, которая иногда здорово из колеи выбивает?
- Да. Два мира, два детства. Вообще люди не при делах! Они торгуют какой-то хренью для волос, для кожи, какими-то диетическими добавками. Ну п**дец, простите за выражение!
И ладно, если ты в момент столкновения с этой параллельной реальностью сидишь где-то на расслабоне, куришь. Тогда ты просто потроллишь эту девочку – и все закончится. Но когда у тебя тяжелый трехсотый, ампутация, тут кишки висят, тут кровь, ты рану ладонью зажимаешь – и вдруг это "Как часто вы пользуетесь?"…
- Что еще может привести вас в состояние бешенства?
- Да это не бешенство. Я вообще не подвержена таким слишком уж сильным чувствам, как бешенство, ненависть. У меня бывает священная ярость, когда идет бой – священная, подчеркиваю. Это уже нечто за пределами человеческих чувств. Но ненависти к врагам у меня нет.
Есть чувство сродни брезгливости.
Читайте: На каждую победу найдется м*дак с лопатой - экс-разведчик ВСУ
Я несколько раз возила наших "оппонентов" - и потом долго анализировала свои чувства. Им оказывается такая же помощь, а иногда – даже больше необходимого, особенно, если случай тяжелый – чтобы потом не сказали ничего, чтобы довести его четко, живым. Сдать в лучшем виде. Потому что это – обменный фонд. Кроме того, он ведь – тоже чей-то сын. И я это понимаю.
Я их ни в коем случае не оправдываю. Они убивают моих побратимов. Они стреляли и пытались убить меня. Они много раз пробовали погубить моих "ангелов", раз**бошить наши машины… Но при этом ненависти к ним я не испытываю.
Я понимаю, что ими движет. Потому что я помню совок. Я помню, как сильно промывался мозг. Я даже допускаю, что отчасти они не виноваты… Но каждый получает то, чего заслуживает. В итоге все будет так, как должно.
- Вывозить приходилось россиян или из местных?
- Если он и россиянин, разве ж он признается? Один точно был из местных. Остальные – не знаю. Я их лечу, а не допрашиваю.
- Как они реагируют, когда понимают, к кому попали?
- Они боятся. Они страшно пугаются, когда попадают к нашим. Они уверены, что мы тут же начнем их пытать или еще что-то. Вместо этого им оказывается обычная медицинская помощь в полном объеме. Понятно, что я ему не улыбаюсь, не говорю: братанчик, потерпи, все будет зашибись. Я говорю: терпи, сделаем, что можем, до госпиталя – 30 или там 15 минут. Нейтрально с ними разговариваю.
- Но для них это - шок.
- Огромный. Бывали случаи, когда подходишь - а он начинает дергаться. Когда же понимает, что ему наоборот жизнь пытаются спасти - успокаивается. Им промывают мозги, что мы их пытаем тут, что-то с ними делаем страшное.
- Как их медики относятся к нашим ребятам, когда те попадают на ту сторону?
- Я не знаю, не была - и мне лучше не попадать. Но я думаю, что если медики настоящие, они, согласно клятве Гиппократа, честно исполняют свои обязанности. Может, тоже не говорят "потерпи, друг". Но думаю, они работают. Как делаем это мы.
Читайте: "Верну сына любой ценой!" История киевлянина, у которого отобрали ребенка
Хотя я слышала до хрена плохих историй. До хрена видела. До хрена знаю. Но никому не хотела бы об этом говорить. Когда-нибудь я буду свидетельствовать на суде в Гааге. Или где-нибудь еще, где будут судить этих военных преступников.
- Вы верите, что это таки будет в какой-то обозримой перспективе? И насколько далеко нам еще до нашей победы – потому что в том, что все завершится именно нашей победой, мы ведь не сомневаемся?
- Мы победим 100%. Но должны сложиться обстоятельства. Должно быть принято волевое решение. Должны правильно встать звезды. Должна быть соответствующая международная обстановка. Внутри страны диванные войска должны перестать страдать х*рней, пихать нам каких-то "мессий" на голову и расшатывать политическую ситуацию в стране.
Но главное – народ должен понять, что армия – это их защита. Потому что сейчас это понимают не все. Поэтому и слышится со всех сторон: да они там заробитчане, они идут туда зарабатывать деньги…
Да, среди них есть заробитчане. Но это небольшой процент. Это то, что вижу я.
Я работаю непосредственно с вооруженными силами, которые стоят на линии соприкосновения. Не с теми людьми, которые находятся на полигонах и которые никогда не выезжали в зону АТО, не принимали участия в боях…
У них - у реально не воевавших - кстати, серьезные проблемы. Они чувствуют где-то, что люди от них ждут каких-то действий, а они на войне не были. Отсюда и появляются эти истории, когда человек в мирном городе начинает упрекать мирных: "Да я за тебя воевал!". Те, кто такое рассказывает, скорее всего, к войне не имеют никакого отношения. Те, кто воевал, ощущают по-другому все – и вряд ли будут этим кичиться.
У людей, которые возвращаются с войны, зачастую серьезные психологические проблемы, трудности в семьях… Я еще не знаю,что ждет меня, когда мы победим, и я вернусь домой. Не знаю, что я буду делать дальше. У меня есть несколько идей, но все они так или иначе связаны с войной, с обучением. Возможно, займусь военной журналистикой. Возможно, чем-то еще. Посмотрим. Главное, чтобы меня не разметало…
Среди бойцов, реально воевавших, прошедших серьезные бои, очень много суицидов. Многие спиваются. Потому что это стресс – и война, и возвращение с войны в мирную жизнь.
- Почему тяжело возвращаться?
- Понимаете, нас с рождения воспитывают в таких условных "коробках" - когда ограничения у нас справа, слева, сзади, снизу, сверху… И попадая на войну, люди, особенно те, кто много видел, много чувствовал, много пережил – из этой "коробки" выпадают напрочь. Ее больше не существует. Но по возвращении общество пытается нас в эти коробки снова запихнуть…
Так вот – ничего не выйдет. И отсюда идут проблемы большинства.
- Можно ли их избежать?
- Должны быть военные психологи, которые тоже прошли бои, которые тоже теряли друзей. Потому что ну не может помочь суровому воину, искалеченному, без руки, маленькая девочка-психолог, понятия не имеющая о том, каково это – собирать кишки друга по блиндажу. Что она может ему сказать? "Все будет хорошо"? Это очень важно сказать, как же. И именно от нее он должен это услышать.
Читайте: Когда в блиндаже звучит "Доставка пиццы", пацаны офигевают - экс-партизан из Донецка
И общество должно быть готово к встрече с прошедшими через ад. Каждый человек должен понимать, что перед ним уже не обычные люди. Если это не ваш знакомый, лучше быть нейтрально-доброжелательным. Так ребятам легче.
- Юля, почему "Тайра" и почему "ангелы"?
- С "Тайрой" история слишком долгая. Если коротко – это знаменитый самурайский род. Может, приходилось слышать о "Повести о доме Тайра"? Дело в том, что честь самурая, достоинство самурая, понятие жизни самурая для меня лично на войне очень большую роль играют. Я вижу очень много. И сейчас очень многое понимаю из того, что когда-то читала на эту тему.
Что же касается "ангелов Тайры" - это придумал наш прекрасный водитель Ростислав Черненко. Он раньше в "Правом секторе" воевал, потом в ВСУ. Он как-то это ляпнул, а кто-то из журналистов услышал – и подхватили.
Я сперва отбивалась, а потом плюнула. Ну, "ангелы" - так "ангелы", Тайры - так Тайры…
Это не специально получилось. Так, видимо, боги решили – так оно и вышло. Я вообще в этой войне вижу множество подтверждений того, что существует судьба, предначертание. И что мы в состоянии влиять на то, что происходит, но есть и предопределенные вещи.
- Поэтому важно присматриваться к знакам, верно?
- Конечно. Это не значит, что я стала суеверной или боюсь, когда черная кошка перебегает дорогу. Отнюдь нет. Но я внимательно отслеживаю мир.
- Как, по-вашему, будут развиваться события дальше? Как закончится война, вероятнее всего?
- Я думаю, будет победа. Думаю, будет продвижение все же. Запад отвернется либо от нас, либо от России, но долго тянуть с выбором им не удастся– слишком уж назрел конфликт. Это нарыв, который обязан прорвать.
Не будет так тянуться вечно. Я часто слышу: вот, на смертях пацанов зарабатывают, а вы просто овцы, вас используют… Да, конечно, война кому-то выгодна. Капец как выгодна. Но так же, как Майдан в свое время возник сам по себе, без организации, так и здесь - придет время и все случится.
Я вообще убеждена, что высшие силы работают тут с нами. В паре.
Любая ситуация должна дойти либо до абсурда, либо до логического завершения. До абсурда она уже дошла. Дело - за логическим завершением. Я его вижу в виде финального обострения конфликта. И мы готовимся к чему-то серьезному. Но вполне возможно, что дело решится двумя выстрелами.
Читайте: "Дожить бы до мира, да вряд ли смогу" - бабушка из Донецка
- Но мы готовимся?
- Вся страна, все, кто что-то чувствует, кому интересно, кто в состоянии поднять голову от тарелки с борщом и посмотреть, что происходит за пределами его кухни – думаю, все готовятся. Те, кому не плевать. И на самом деле не плевать очень многим. Просто сейчас модно говорить, что война где-то далеко и "меня это не касается".
Но думающие люди так не считают.
- Не соглашусь. Не столько модно, сколько удобно.
- Да. Иногда это оправдание своего бездействия. Иногда оно вынужденное. К примеру, я могу себе позволить пойти в армию, а моя ближайшая подруга – не может. Хотела бы, но не получается. Поэтому она помогает мне иначе.
И так делают многие. Кто-то собирает деньги для того, чтобы "ангелы" могли существовать. Есть люди, которые присылают нам берцы, одежду. Есть те, кто покупает для нас еду…
Но есть и другие. Они ничего не делают, им за это стыдно – но они выбирают позицию мужа, изменившего жене и оправдывающего себя тем, что "да она - бл*дь, сама виновата".
И эти люди так же перекладывают вину на чужие плечи.
Это самый низкий уровень развития. Тут вообще не о чем разговаривать.
Хотя… Если у людей есть чувство стыда, значит, все не так уж плохо.
На самом деле, одно из чувств, которые правят миром – это страх. И пока конкретный индивидум этот страх не победит либо не примет, не признает "да, я боюсь, но это нормально" - мы будем продолжать сидеть, как испуганные мыши в подполье. Выбор невелик, на самом деле: либо что-то делать, либо, как тот гулящий муж, оправдывать свое ничтожество, пытаясь унизить кого-то.
Да, в армии не все идеально. Я вообще уверена, что не существует в мире идеальной армии.
- А как же НАТО?
- Наравне с натовскими стандартами там есть и свои недостатки. И множество проблем. Просто перегибы там в другую сторону уже. Как, к примеру, с сексуальными меньшинствами в американской армии. Я ничего не имею против, но – может, все-таки не стоит это афишировать?
У нас на фронте есть представители сексменьшинств. И они это не афишируют. И сражаются точно так же, как все остальные.
- Вы встречали таких?
- Конечно. Мне иногда бойцы доверяют чуть больше, чем остальным. И иногда ребята открываются. И я всем им говорю: не советую тебе объявлять об этом в подразделении. Не стоит. Потому что общество не готово.
Читайте: Оккупантам нет и не будет места на нашей земле - командующий Объединенных сил
Хотя лично я не вижу в этом ничего предосудительного. И ничего не имею против, если кому-то нравится жить так. Меня же никто не учит, какое мороженое мне выбрать, шоколадное или крем-брюлле.
- Вы говорите о необходимости преодолевать страхи. Со своими уже справились?
- Со всеми известными мне страхами на данный момент - да.
- И смерти не боитесь?
- Не боюсь.
- Это же плохо…
- Нет, это хорошо. Потому что я знаю, что предела - нет.
Узнать о текущих потребностях группы "Ангелы Тайры" можно на личной странице Юлии Паевской в Facebook.
Подписывайся на наш Telegram . Получай только самое важное!
В течение полномасштабной войны их количество уменьшилось только на 685 общин.
Катастрофические события на поле боя опаснее для Путина, чем потеря национальных окраин РФ
Россия не имеет достаточно сил, чтобы осуществить серьезное наступление до 9 мая