Террористы предлагали нам стрелять в побратимов – экс-пленный танкист

Во второй части интервью украинский танкист Иван Ляса рассказал "Обозревателю" об издевательствах, которые пришлось пережить в плену, о том, почему террористы особенно сильно ненавидят добровольцев, о таинственной "Изоляции" и о долгожданном возвращении домой.

Первую часть интервью читайте здесь.

- Иван, вы четко помните момент, когда узнали, что вы наконец-то попали в списки на обмен? И сразу ли вы поверили в то, что это правда?

- Я не верил до того момента, пока 27 декабря нас не перевезли на автозаках к месту обмена и я не увидел, как подъезжают наши, украинские автобусы с людьми, которые передавались на неподконтрольную территорию. До тех пор, пока из одного из автобусов не вышла Ирина Геращенко. Когда я увидел Ирину, я понял, что поеду домой.

- Это было полное осознание? Или, скорее, умом вы поняли, а сердцем все еще не ощущали?

- Больше умом, наверное. Я в шоке был еще в Борисполе. Когда нас привезли на аэродром.

- Борисполь и все, что там происходило, хорошо помните?

- Очень. Каждая мелочь запомнилась.

- Что вас больше всего поразило тогда?

- Количество людей, которых я никогда раньше не видел - и которые подходили, плакали, обнимали, дарили цветы...

- Значит, не зря люди тогда собрались, поехали и ждали вашего прилета так долго?

- Да. Не зря.

- А как вы себе представляли тот момент, когда наконец вернетесь домой?

- Обмен? Я не знал... Четко понимал лишь одно: что меня ждет лечение. Изначально был настроен, что когда меня заберут, будет повторная операция, затем – реабилитация и так далее.

- То есть вы готовили себя, что домой будете возвращаться "постепенно"?

- Да, со временем, не сразу. Я не ожидал такой огромной поддержки со стороны волонтеров, врачей. Я думал, все это немного будет не так. Что будет труднее. Хотя на самом деле проблем нет ни с лечением, ни с чем. Все бесплатно. Медицинский персонал относится с пониманием. Чем могут, помогают – и словом, и делом.

Очень большая поддержка со стороны волонтеров. Одеть, обуть, телефоны, покушать каждый день домашнее приносят – теплое, свежее. Морально поддерживают постоянно.

Читайте также: "Тут был ад, а теперь - Украина!" Как живет освобожденное село на Луганщине

- Такая разительное отличие от того, что вам рассказывали все эти годы...

- На самом деле – да.

- Чуть ли не все освобожденные из плена, в частности, во время последнего большого обмена, имеют проблемы с зубами. Вы тоже?

- У меня – еще более-менее нормально. Минус 10.

- Как это случилось?

- Во-первых, били постоянно по лицу. Во-вторых, условия, в которых находился, сказались. Долгое время мы элементарно не имели возможности почистить зубы. И где стояли пломбы – они вылетели. И буквально за 3-4 месяца от зубов не осталось ничего.

- Там, на Донбассе, еще и вода дрянная, многие жалуются, что после ее употребления в течение длительного времени зубы просто "летят"...

- Воду мы пили из-под крана. Хлорированную. Ни кипятить не было возможности, ни как-то очищать.

Читайте также: В Украину через дырявую границу деньги России чемоданами завозят – Мирослав Гай

- Многие прошедшие через плен вспоминают об имитации расстрелов. У вас такого не было?

- Когда нас взяли в плен в Спартаке – затащили на территорию одного из частных домов, откуда выехал танк, который нас "разул". Это было видно по следам. Тогда как раз выпало немного снега и земля побелела.

Там, помню, был такой большой вольер для собак. Нам повезло, что он был пуст... Нас закрыли туда и начали совать в руки пистолет Макарова, говорить: "Кто из вас расстреляет двух своих товарищей – пойдет по дороге, никто его не тронет, он пойдет к своим". Это единственный такой был случай...

Мы отказались от этого "предложения", до конца держались вместе. Ну, Диму отдали, а с Богданом мы с момента, когда попали в плен до момента обмена, когда меня забирали – были вместе, поддерживали, как могли, друг друга.

- Вы будете с этими ребятами поддерживать отношения дальше? Это же уже больше, чем друзья, правда?

- Гораздо больше. Жена Богдана работает в Киеве, она часто меня навещает, мы держим с ней связь. Надеюсь, что скоро мы встретимся и с Богданом.

- А пленные из добробатов не встречались вам там?

- Видел пару человек. Не уверен, что сепаратисты знали, что они добровольцы.

А в основном, о ком точно знали – тех они старались держать отдельно. Слышал об этом от самих сепаратистов. Просто со временем они теряют бдительность и начинают при нас между собой разговаривать о своем. Так я узнал, что добровольцев держат в другом месте. Отдельно от тех, кто служил в ВСУ, от мобилизованных.

Потому и контрактников старались держать отдельно от нас. Хотя и в макеевской колонии, да и в помещении СБУ (в Донецке. – Ред.) было несколько ребят, служивших по контракту.

Читайте также: Хочу покататься на БТР. Но на войну пока не берут - украинец с тяжелой болезнью

- Почему такое распределение? Потому что у добровольцев и контрактников большая мотивация и там боятся, как бы они ею не "заразили" менее мотивированных пленников?

- Когда ты мобилизован и попал в плен, первая задача – сохранить жизнь и здоровье. Соответственно, я мог говорить, что пришла повестка, и мне не было куда деваться, боялся, мол, уголовной ответственности за уклонение...

А человек, который пошел добровольцем, этого сделать не мог. И там четко понимали, что добровольцы понимали, куда идут. Что они имели конкретную цель: защищать свою страну. И сепаратисты знали, что он шел с определенной целью – защищать свою страну, отстаивать ее территориальную целостность и независимость. Поэтому гораздо агрессивнее относились к этим пленным.

- Их в определенной степени боялись?

- Могу сказать точно, что они их ненавидели. А боялись ли?.. Думаю, да.

Шли обдуманно и целенаправленно.

- А вы с каким настроением шли служить?

- Я военнообязанный – поэтому даже не задумывался. 4 сентября 2014 года получил повестку на руки, а 5-го уже в автобусе ехал в воинскую часть.

- То есть у вас тоже с мотивацией все в порядке было?

- Просто я не из тех людей, которые смотрят по ТВ и думают, что война – где-то там. Я понимаю, что если ничего не делать, то война придет ко мне домой очень быстро.

- Вы никогда не думали о том, что будете делать, если попадете в плен?

- О плене не думал. Я боялся вернуться домой инвалидом. Без руки, ноги... Это самое тяжелое, на мой взгляд. Потому что очень много людей среди моих знакомых, среди друзей, которым не повезло – от них отворачиваются все, кроме родных. Люди просто не хотят понимать, не понимают, боятся ответственности за этого человека. Хотя я знаю ребят, которые прекрасно сами справляются.

- Знаете что-то о ребятах, которые до сих пор в плену? Как много их может быть?

- Непосредственно я видел пятерых. Знаю, что есть люди еще в одной из макеевских колоний. От других военнопленных слышал об "Изоляции" (находится в Донецке. – Ред.).

Насколько мне известно, это территория какого-то завода, где содержат наших ребят.

В Украине знают, что есть такой объект и там должны быть люди, а кто именно – террористы не признают.

Очень плохо, что на ту территорию не допускают Красный Крест.

- Все, что вы рассказываете – это какой-то сплошной ужас.

- Я думаю, со временем все наладится. Потому что были у нас встречи с представителями стран "Большой семерки", потом 25 января встречались с Куртом Волкером – и мы все эти вопросы озвучивали. И, кроме того, что просили постараться ускорить обмен, мы просили еще и повлиять на Россию, чтобы она допустила Красный Крест на ту территорию – в места лишения свободы, на все объекты, где базируются "военные", чтобы проверили все подвалы, где могут находиться наши военнослужащие.

Еще нас, освобожденных в крайнем обмене, очень беспокоит вопрос пропавших без вести. Очень много родных тех людей, которые исчезли в период ведения боевых действий, звонят нам, спрашивают, ищут своих близких...

Важно их найти – что бы с ними ни случилось. Очень хорошо, если они найдутся живыми. Но даже если нет – человека в любом случае необходимо разыскать.

- Значит, для вас война не закончилась и сейчас вы снова сражаетесь, теперь уже за тех, кто остался там, в плену?

- Кто что может, то и делает. Кто-то больных поддерживает в госпиталях. Кто-то, пока привлечено внимание к вопросу пленных, вопросу обмена, озвучивает вопросы, которые беспокоят не только его. То есть мы не просим ничего для себя. Нам сейчас важно, чтобы состоялся второй этап обмена. Даже если он будет небольшой, и домой вернут не так много людей, как хотелось бы – это уже будет результат.

Заключительную часть интервью читайте на "Обозревателе" в ближайшие дни