Мы побывали в аду, но ребята рвутся вперед – командир батальона Кульчицкого

Батальон имени генерала Кульчицкого родился на Майдане, стал сердцем новосформированной Нацгвардии и дал старт добровольческому движению в Украине. Именно поэтому 14 марта, день, когда первые бойцы будущего легендарного бата подписали контракты резервистов, впоследствии стал Днем добровольца.

Сейчас батальон входит в состав одной из бригад НГУ и, вопреки стереотипам, продолжает воевать. Начиная с первых боев весной 2014 года и до сего дня гвардейцы ни на один день не оставляли зону АТО.

Накануне Дня Национальной Гвардии, который отмечается 26 марта, "Обозреватель" поговорил с комбатом Виктором Толочко. Командир с позывным "Майдан" рассказал, кому выгодно нивелировать заслуги батальона, о табу на пиар, а также о том, как воюют "кульчицкие" сегодня.

- Думаю, батальон имени Кульчицкого вполне можно назвать легендарным. Но сейчас идут разговоры о том, что вся легендарность осталась в прошлом и что батальон сегодня уже не воюет. Что бы вы ответили тем, кто так считает?

- Я бы предложил им оценивать по результатам после каждой ротации. И они бы с удивлением узнали, что по докладам и общему анализу командования наш батальон является одним из лучших подразделений НГУ по выполнению служебных задач, по эффективности и результативности работы.

Другое дело, что мы никогда не набивали себе цену фейковыми видео, искусственными репортажами, инсценировкой каких-то боевых событий.

Читайте: Придется пробивать коридор миротворцам – Доник

Вообще до конца 2016 года в батальоне существовал категорический запрет на пиар. Потому что боевое подразделение должно заниматься боевой подготовкой. Наша задача - выполнять поставленные боевые задачи, а не показывать, какие мы классные.

Есть государство. Есть задача - сохранить государство. Это была, есть и будет наша главная цель.

То, что сейчас говорят, будто батальон ничего не делает, не соответствует действительности. Если мы не воюем - то почему же тогда несем боевые потери? Где мы их несем? Где-то на третьей линии? А разве там идут бои? Разве там работают сепарские снайперы? Нет, правда? Так, может, тогда мы не в районе Краматорска, а где-то в другом месте?

Что касается нападок на нас - предполагаю, что кому-то интересно это делать. Возможно, кто-то хочет переписать историю. И, занижая наши заслуги, поднять в глазах людей какие-то другие, отдельные политически ангажированные подразделения. Хотя с первого дня, когда батальон вошел в зону АТО, мы находимся там постоянно.

- Кому это может быть выгодно? Назовите фамилии.

- Не буду. Это уже политика. А в политику мы влезать не хотим и, если уж на то пошло, не можем. Впрочем, понимание, зачем наши заслуги нивелируются, у меня есть.

Читайте: Кто умирал, тот смерти не боится: история АТОшника, который вынужден жить в гараже

- Вы упомянули о внутреннем табу на пиар. О чем конкретно идет речь и для чего это было нужно?

- Видео, широкая реклама по телевидению, в интернете. Дело в том, что многих бойцов батальона, начиная от специального обучения до выполнения спецзаданий, вообще нельзя было "светить". Потому что у каждого из них есть семьи, дети - и чем меньше о них известно, тем больше шансов избежать какого-то силового воздействия или давления на самих военнослужащих или их близких.

Да, собственно, мы и не видели особой необходимости в пиаре. Мы выполняем свои обязанности? Выполняем. Украине это нужно? Нужно.

Читайте: Кто крышует контрабанду в АТО: откровенное интервью с комендантом Зайцево

А пиар - это уже дело десятое. Главное, что каждый из тех, кто был в батальоне с 2014 года, может прямо смотреть в глаза своему ребенку и говорить: твой папа сделал это. И дети будут гордиться тем, что сделали их родители.

- Сейчас не жалеете об определенной информационной закрытости батальона тогда?

- Абсолютно нет. Мы - единственный батальон, который остался практически в том же составе, в котором был с 2014 года. Да, был период, когда многие люди, которые пришли по мобилизации, ушли из батальона. Они пожили немного мирной жизнью, многое для себя переоценили, у них было время подумать над тем, что они делали в прошлом и планируют делать в будущем.

И сейчас многие из них возвращаются.

А из распиаренных подразделений люди сейчас идут к нам. Потому что считают, что им здесь комфортно и здесь они принесут для родины больше пользы, чем где-либо.

- Много ли в батальоне тех, кто воюет еще с 2014 года?

- Из первых двух ротаций - процентов 15-20. Но к нам приходили люди и в конце 2014, и в первой половине 2015 года. И их процент значительно выше.

Пришедших в 2017-2018-м, на самом деле, мало. Но даже 7-8 месяцев в батальоне людей кардинально меняют. Само общение с теми, кто в подразделении с первых дней, меняет у людей взгляды, меняет систему ценностей, понимание, как надо делать, как надо жить.

Особенно четко это видно, когда к нам приходят те, кто ранее служил в других подразделениях. Это реально другие люди. Даже если они, как и мои ребята, немало повоевали в 2014-2016 годах.

Яркий пример - офицеры. У нас в батальоне много самоучек. Только в 2014 году 18 наших рядовых бойцов получили офицерские звания. Не потому, что закончили военные учебные заведения, а потому, что продемонстрировали, что могут командовать личным составом, обладают выдающимися аналитическими способностями и заслужили авторитет в подразделениях.

Тогда они стали младшими лейтенантами. Некоторые из них сейчас уже получили воинское звание "капитан".

Читайте: От разведки – до спасения жизней: Мирослав Гай о волонтерах, которых "нет"

Офицер должен быть и психологом. Должен понимать, что руководящая должность на военной службе обязывает быть не только командиром, но и, прежде всего, человеком. Всегда. И, мне кажется, у нас в подразделении это есть.

- Назовите, скажем, три ключевых момента, которые отличают батальон Кульчицкого от других подразделений?

- Мы были первыми. Вообще. Это главное, чем мы отличаемся. И мы вышли с Майдана. Это второе наше отличие.

И, возможно, главное: после нас было очень много добровольческих подразделений. Они формировались, существовали долгое время и самораспускались или были расформированы. Но те же "Донбасс", "Айдар", "Азов" на 80-90% формировались по территориальному признаку. А в наш батальон вошли люди из всех регионов. Нас объединило не место рождения или проживания, не язык или отдельные культурные ценности. Нас объединила идея.

Поэтому майдановские идеи и принципы отношений внутри между рядовыми и офицерами мы стараемся сохранить. И тех самых молодых офицеров не звезды на погонах тянут вперед, нет. Чтобы расти, они должны заслужить авторитет и уважение у бойцов, и перенять боевой опыт у тех, кто уже успел повоевать.

Возможно, поэтому последние несколько месяцев мы видим, что наших офицеров пытаются переманивать в другие подразделения. Но наши ребята не хотят никуда переходить.

- Почему?

- Понимаете, мы - семья. Даже те, кто из батальона по тем или иным причинам перешел в другую бригаду НГУ или ВСУ, так и говорят: да, я служу у вас, но я - "Кульчицкий", ребята, без обид!.. Наши ребята не перекрашиваются.

Самый тяжелый период для нашего батальона был тогда, когда происходило слияние первого и второго бата.

Дело в том, что сначала был сформирован 1 батальон - это те, кто вышли непосредственно с Майдана и 14 марта 2014 года подписали контракт. И потому именно этот день был выбран Днем добровольца в Украине. И создание нашего 1 батальона оперативного назначения дало старт для создания в дальнейшем НГУ.

Читайте: Война могла бы закончиться через три дня – экс-пленный танкист

Но после первых ротаций мы понесли существенные потери. Очень много было психологических травм. Потому что это война. Это смерти. И многие не смогли себя перебороть. Часть людей просто не смогли дальше брать в руки оружие.

- Много было таких?

- Много. Это были тяжелые времена. Карачун, например. Люди сидели без воды, с минимальным количеством боеприпасов, со своевременным обеспечением питанием были проблемы.

Ну и учтите, что в батальон пришли вчерашние бухгалтеры, токари, водители, учителя... И они, имея минимальную военную подготовку (чему там их могли успеть научить за неполный месяц?), попали в настоящий ад.

Пережить все это и остаться психически устойчивым, не растерять запал - было очень трудно. Поэтому многие и решили, что не смогут дальше воевать...

Пока первый батальон воевал, готовился второй. Сформированный из таких же майдановцев, которые посидели, подумали и подтянулись. И на каком-то этапе эти два батальона было решено объединить.

Но здесь возникли нюансы. И в одном, и в другом подразделении уже сформировались определенные традиции. Поэтому начали возникать ситуации, когда замечания люди воспринимали в штыки: типа ага, комбат меня не любит, потому что я из 2 батальона.

Окончательно же батальон объединился после января 2015 года. Общее горе очень сильно объединяет.

- Что тогда случилось?

- За неделю мы потеряли 15 человек. 5 января автобус с нашими бойцами столкнулся с КрАЗом. Тогда погибло 12 бойцов. А 9 января подразделения батальона попали в засаду. Потери были тяжелыми.

Но общее горе сделало батальон единым целым. Сцементировало в одну семью.

- О батальоне Кульчицкого часто говорят как об основе, на которой формировалась впоследствии Нацгвардия.

- Уточнение: мы были идеологической основой, а не военной базой.

- Хорошо, пусть так. Можете сказать, что сейчас имеете в рамках современной НГУ определенную "автономию"?

- Автономия военных подразделений - это нонсенс. Мы военная структура, а не какое-то анархическое подразделение. Есть определенные задачи. И от эффективности выполнения этих задач зависит, как будет работать весь механизм.

Наше подразделение в общей стратегии, в АТО - это просто частица. Но если она не будет функционировать, то задачи, возложенные на НГУ, на определенном участке просто не будут выполняться.

Были времена, когда от нашего батальона зависело очень многое. Например, зимой 2015-го наши действия дали возможность спасти жизни очень многим бойцам Вооруженных сил. Потому что непосредственно сопровождали, прикрывали огнем коридоры, вытаскивали ребят...

И пусть говорят, что мы - вторая линия. Но Углегорск - это вторая линия? Станица Луганская, Попасная - это вторая линия? А это все места пребывания батальона.

- Сегодня какие задачи стоят перед батальоном?

- Хорошие задачи (смеется). О многом не могу говорить. Поэтому скажу так: батальон имеет интересную структуру, которая позволяет нам выполнять задачи как на первой линии, так и на второй.

Бывали случаи, когда в районах выполнения боевых задач наши смежники, с которыми ребята пили чай, ели кашу, узнавали о том, что мы - Нацгвардия только через несколько месяцев.

Мы не анархисты. Мы - кадровое подразделение. И должны выполнять те задачи, которые перед нами ставятся.

Читайте: Россия должна исчезнуть и с карты мира, и из сознания – легендарный комбат

- Бывает ли так, что в батальон приходит человек, а вы понимаете, что он не подходит?

- Такое бывает очень часто. Некоторые товарищи еще полгода назад говорили, что в наш батальон попасть труднее, чем в СБУ - высокие требования. Даже слухи гуляли о том, будто бы надо заплатить то ли 800, то ли 1000 долларов, чтобы к нам попасть. Но это не более чем слухи.

Случайные люди, конечно, бывают. И не всегда возможно их отсеять сразу. Бывает, что по всем показателям человек вроде как подходит. И в общении создается впечатление, что он может нести службу. Но во время выполнения боевых задач выясняется: не наш человек. И приходится или переводить военнослужащего в другое подразделение, или решать вопрос о его увольнении.

- В боевых подразделениях ВСУ существует определенное недовольство тем, что за последние два года существенного продвижения украинских войск в Донбассе не происходит. Какие настроения в вашем батальоне? Особенно учитывая официальный отвод подразделений НГУ с передка?

- Мотивация у ребят очень высокая. К нам часто приезжают "гости" из высшего государственного и военного руководства. И первое, о чем у них спрашивают мои ребята: "Когда вперед?!"

- И что они слышат в ответ?

- "Скоро"... Как бы то ни было, но желание у людей есть. Как есть и понимание, что мы сюда пришли для того, чтобы защищать родину. И для этого будем делать все, что нужно.

Продолжение интервью читайте здесь.