История днепропетровского бандитизма. Ч.2

В расследовании Виталия Витальева "Амурские войны" повествуется о становлении известной в СССР банды "Матроса" - Александра Мильченко, который в 90-е годы был крупнейшим криминальным авторитетом Днепропетровска и подозревался в причастности к убийству народного депутата Щербаня. Представляем вашему вниманию продолжение расследования.

Видео дня

Глава IV. Предельный «беспредел»

«Где я?» - Анзор Аветисян с нату­гой разлепил пудовые веки.

Приподняв голову, в которой лени­во перекатывались, постукивая друг о друга, бильярдные шары похмелья, Анзор установил, что лежит на заднем сиденье собственных «Жигулей», припаркованных у обочины напротив го­родского универмага. В универмаге Ан­зор отродясь не бывал, ибо с самых пеленок одевался исключительно на черном рынке. Сейчас его кремовый бельгийский костюм был измят до та­кой степени, будто спал Анзор не в ав­томашине, а в другой машине – стиральной. С полчаса просидел Анзор в автомо­биле, тупо глядя прямо перед собой и почесывая застарелую мозоль от рюмки на переносице. Наконец, в зату­маненном его мозгу наметился просвет в виде слова «Рама».

«Рамой» в народе называли бар уже известного нам кафе «Льдинка».

Осторожно, дабы ненароком не за­гасить робкую искорку воспоминания, Анзор тронул машину с места и поехал в «Льдинку», прилагая по пути титани­ческие усилия, чтобы не выскочить на тротуар: его почему-то все время зано­сило вправо... Встречи с ГАИ Анзор не опасался: здесь у него, как у легкого морозца ясным осенним утром, все было «схвачено».

В бар Аветисян вошел с опаской, как входят из освещенного вагонного коридора в темный и грохочущий тамбур.

За кассовым аппаратом маячил бармен Лона (Валик Пекуровский). Он подсчитывал выручку. У стойки, потя­гивая кофе, скукожился на высоком музыкальном стуле его сменщик амурец Боря Черток.

Именно эта парочка срежиссирова­ла и разыграла вчерашний спектакль с богатым Аветисяном в главной роли. В рюмку Анзора подсыпали снотворно­го, а когда он отключился, его кулем свалили на заднее сиденье «Жигулей» и отбуксировали машину к универмагу. Сейчас предстояло второе действие.

- А-а, явился! - поприветствовал Анзора Валик, не поднимая глаз от накладных. Он протянул Аветисяну руку, но на полпути, как бы передумав, отдернул ее.

- Наверное, долг принес, - входя в роль, ехидно вставил Черток...

- Р-ребята, что вчера было, а? — холодея от дурного предчувствия, спросил Анзор.

- Пить меньше надо - больше ба­бок будет, - наставительно заметил Пекуровский. – На вот, похмеличь за мой счет и припомни.

Он плеснул в бокал из высокой бу­тылки плоской квадратной ложкой, по­хожей на шумовку, бросил в жидкость пару кубиков льда и подвинул напиток Аветисяну.

Этот широкий жест еще больше на­сторожил Анзора. «Если Лона угоща­ет - быть неприятностям», - подумал он, но бокал все-таки взял.

- Чего ты с ним чикаешься? — сердито бросил Валику Черток.— Пусть кашляет сперва, а потом лекарства пьет.

- Верно, Анзор, когда долг платить будешь?

- К-какой д-долг? - поперхнувшись водкой, выдавил Аветисян.

Его вопрос прозвучал как ночной телефонный звонок в пустом учреждении.

- Во дает, – деланно изумился Черток. – Карточный, милашка… Валик, на сколько он вчера влетел?

Пекуровский и извлек из-под стойки помятый листок бумаги в бурых коньячных пятнах. По листку паучками расползались какие-то каракули.

- Тридцать девять тысяч шестьсот рублей продул ты вчера нам и Давыденкову, - подытожил Валик, для виду сверившись с листком, и развел руками: - Всего-то...

- Не играл я, ребята, ей-богу, не играл! - взмолился Аветисян, но Черток оборвал его:

- Если двое подтверждают факт игры,- торжественно изрек он, - стало быть, игра состоялась!

С этими словами он забрал у Пеку­ровского подозрительный листок с паучьими записями, порвал его на мелкие клочки и бросил в лицо Анзору.

Аветисян схватился за кудрявую голову, усыпанную обрывками бумаги, как елка конфетти, «Так и есть: обкатали...» Он вдруг четко: припомнил, как Валик поднес ему вчера какую-то рюмку, он выпил ее – и дальше темнота…

В глубине души Анзор давно ожидал, что его «обуют» ребята Матроса, к которым он причислял Пекуровского и Чертка. От своих знакомых «цеховиков» не раз слышал Аветисян жуткие истории о том, как амурцы сдирали с «деловых людей» крупные суммы. «Они все равно свое возьмут, – говорили «цеховики». – Лучше уж сразу заплатить…» И если бы речь шла о каких-то трех-пяти «штуках», Анзор заплатил бы, не раздумывая… Но без малого сорок тысяч… И не самому Матросу, а каким-то Валику Пекуровскому по кличке Лона и Чертку…Это было несуразно…

Не то, чтобы у Анзорчика не было сорока тысяч. Были… водились у него деньжата и покрупнее. Через несколько лет суд установит, что Аветисян украл в общей сложности 366 994 рублей…Числясь скромным экспедитором автолавки, Анзор делал бизнес на… стеклоочистителе, сбывая его предприятиям и частникам под видом денатурата. Стоимость денатурата – рубль за литр, а стеклоочистителя – двадцать копеек. Такая вот арифметика…Свою легковерную совесть Анзор успокаивал тем, что если употреблять стеклоочиститель внутрь, то, по уверению прожженных им алкашей, по вкусу и букету он весьма напоминает денатурат…

Но отдавать сорок тысяч кому попало… Не-ет, не на того напали…Ищите дурака в зеркале…

«Суну им три «штуки» – может, отстанут», – решил Анзор и, пошарив по костюму, наскреб как раз около трех тысяч карманных деньжат.

– Мало! – отрезал Валик, пересчитав деньги.

Далее события развивались так: в поисках защиты от Валика и Чертка Анзор, по совету друзей, обратился к Матросу. «Матрос меру знает, – уверяли друзья. – Он не допустит «беспредела».

– Разберемся! – сказал Аветисяну Матрос и затребовал десять тысяч.

Прослышав об этом, Пекуровский и Черток попросили амурца Савицкого по кличке Стас свести их с бандой Кабана – Грека, отколовшейся на время от Матроса и представлявшей собой единственную реальную силу, способную ему противостоять.

– Хорошо! – ответил Стас и уехал.

На следующий день состоялась встреча. Пекуровский и Черток, посулив Кабану и Греку солидный куш, заручились их поддержкой в выколачивании сорока тысяч из Аветисяна.

Матрос и Кабан, столкнувшись носом к носу в ресторане «Днепропетровск», слегка повздорили на этой почве, но быстро замирились и разработали план совместных действий. Несчастный Анзор оказался между двух огней.

Получив в обмен на десять тысяч заверения Матроса о том, что он «разобрался» с Лоной и Чертком, Аветисян спокойно явился в «Раму», куда Пекуровский пригласил его по телефону.

В баре, кроме Валика и Чертка, его поджидали Кабан, Грек и люди Матроса – Рахит (Парадиз) и Стас.

– Начинайте! – скомандовал Грек, завидев Анзора, и махнул рукой.

От удара Кабана Анзор затылком распахнул дверь подсобки, где обычно бандиты играли в карты. От второго удара он полетел вниз по ступенькам в подвал. Там его – полуживого – тузили ногами, досками, ящиками из-под бутылок. Теряя сознание, Анзор услышал чей-то возглас: «Добивай!» – и прошептал из последних сил: «Я …заплачу…»

Избиение прекратилось. Анзора вытащили на свет божий, умыли, влили в него рюмку коньяка… И тогда увидел бизнесмен, что в дверях подсобки стоит, ухмыляясь, сам Матрос и наблюдает за происходящим с живим профессиональным интересом.

Тут только уразумел денатуратовый король, что стал жертвой заговора, что плакали отданные Матросу десять тысяч, а вместе с ними – и сорок…

Этот эпизод не завершился «кашлем» Анзора. Узнав о том, что Черток с Пекуровским в самом в самом начале раскрута получили от Аветисяна три тысячи и не сообщили об этом ему, Матрос пришел в ярость, а вспомнив, что они пытались столкнуть его с Кабаном, рассвирепел еще больше и решил рэкетировать своего личного бармена Чертка.

Вместе с Мармурей он пришел в «Льдинку» и сказал Боре так:

– Гони две «штуки», Борис, и учти: я говорю только один раз.

Черток, конечно, заплатил, но, не желая остаться в накладе, в тот же день напал с Кабаном и Греком на своего кореша бармена Давыденкова – одного из участников спектакля с Аветисяном. Бандиты избили Давыденкова до потери сознания прямо на его рабочем месте – в баре «Малахитовая шкатулка», – и, прихватив 500 рублей дневной выручки бара, были таковы…

На глазах распадалось некогда созданное Матросом амурское братство. История с Анзором – тому пример. С определенного времени единственной нормой для амурцев становится «беспредел», то есть стремление урвать побольше, где только можно, наплевав на все остальное.

Перегрызлись ребята с Амура, передрались, как пауки в банке… И вот уже сам Черток не разберет, где свои, где чужие. Все стали чужими среди своих и своими среди чужих одновременно. Да что там Черток? Даже с одного из своих ближайших друзей, Полевого по кличке Поляк, умудрился Мильченко спустить четыре тысячи.

Такая беспринципность, надо сказать, роднила амурцев с «деловарами», у которых коммерческий интерес давно вытеснил все устои. Не случайно избитый, ограбленный и обманутый Аветисян, несмотря ни на что, надолго – до самого ареста – сохранил с бандитами приятельские отношения и даже как-то раз, забыв о прошлом, попросил Матроса – опять же за десять тысяч – помочь замять дело о крупной недостаче в его автолавке, вскрытой работниками Красногвардейского РОВД. Анзор рассчитывал, что половину этой суммы Матрос отдаст покладистым милиционерам, но Мильченко, верный своим принципам, а точнее, своей беспринципности, все деньги присвоил и выручать Анзора не стал – дело замялось само собой…

Нам с вами еще предстоит убедиться в том, что бандиты и бизнесмены со временем становились все более похожими друг на друга. Так два родных брата, разномастные в детстве, приобретают со временем все большее и большее сходство…

Методы выколачивания денег тоже претерпевают у амурцев заметную трансформацию. На место изящного шантажа ( так называемого тщательного рэкета) и «красивых» операций окончательно приходят побои, пытки, примитивное запугивание и терроризирование семьи.

Аветисяна во время избиения в подвале пугали горячим утюгом, «цеховику» Коваленко грозили, что взорвут его дом, а малолетнюю дочку ударят головой о стену.

Этот последний «беспредел» с ребенком остановил амурец Лева Монс по кличке Монус, ставший позднее одной из жертв второй панической войны. «Давайте заканчивать, ребята,– сказал он пришедшим к Коваленко бандитам, среди которых был и Матрос. – Меня тошнит от ваших методов…»

Матрос прислушался к критике снизу (еще раз вспомним характеристику!) и велел оставить девочку в покое…

Таким же терроризированием подручный Матроса Мармура угрожал вышедшему после долгой отсидки вору-рецидивисту Гронскому, если тот немедля не заплатит 12 тысяч карточного долга. «Хоть зарежься – а бабки выложи! – сказал непреклонный бандит на мольбы Гронского повременить с расплатой. – А не выложишь, сожительницу твою порешим…» Амурцы, как видно, считали, что у Гронского сохранились неучтенные допосадочные сбережения.

Между тем Гронский на сей раз твердо решил завязать. Его подруга, с которой он планировал расписаться, ждала ребенка. Но прижатый к стенке бандитами, он пошел на новое преступление: под дулом обреза заставил «цеховика» Синицкого раскрыть свои закрома.

– Поедешь на мою дачу, – сказал Синицкий, косясь на смертоносное жерло, – станешь лицом к парадному крыльцу. От дальнего правого угла дома отсчитаешь четвертый кирпичный ряд снизу. В этом ряду дважды нажмешь на пятый кирпич слева – он выскочит. Там лежит 15 тысяч… И не забудь принести сдачу…

Гронский не поехал на дачу Синицкого. По телефону он сообщил координаты ребятам Матроса, которые благополучно изъяли деньги, засчитав их в счет карточного долга. Гронского вскоре взяли за разбойное нападение и на целых 12 лет возвратили туда, откуда он недавно вернулся. Не состоялось его семейное счастье, и виновниками этого были ребята Матроса…

В конце концов произошло неизбежное: видя весь этот предельный «беспредел», «деловые люди» решают переходить к самообороне.

Так началась амурская война между бандитами и «деловарами», которую можно назвать второй панической войной. Эта война – в отличие от завершившейся первой – была панической уже для обеих сторон.

Глава V. Клан кланом вышибают

К зубному технику Левицкому вломились среди ночи пятеро бандитов. Наставив на хозяина пистолеты, они потребовали рыжуху (золото).

То ли с золотом у Левицкого была в то время напряженка, то ли просто от природы имел он въедливый, как бормашина, характер, точно не установлено. Но факт остается фатом: схватив подвернувшийся под руку кухонный нож, зубной техник, не долго думая, проткнул насквозь одного из грабителей – бандита по кличке Урка.

Что же предприняли остальные амурцы? Вырвали у зубного техника все его кровные золотые зубы? Открыли пальбу?

Ничуть не бывало. С воплями: «Убивают!» – бросились они наутек из квартиры, прихватив истекающего кровью Урку, который вскоре умер.

Зубной техник не сомневался, что Матрос отомстит за гибель одного из своих пугливых орлов. Две недели не покидал он квартиры, вздрагивая от каждого задверного шороха. Дрожал он напрасно: к нему никто не пришел.

Состоявшийся впоследствии суд не нашел в действиях Левицкого состава преступления, посчитав, что он не превысил пределов необходимой обороны…

Урку хоронили пышно и красиво. Бандиты несли гроб на вытянутых руках. Во главе процессии ехал Матрос на собственной «Волге». Его хлопцы в черных костюмах, опустив долу буйные головы, шли за гробом. Сжимая кулаки, они клялись отомстить за смерть товарища. Этими клятвами дело и кончилось.

Похороны Урки стали одновременно похоронами былых бандитских традиций. Амурский клан трещал по всем швам.

Лиха беда начало…Молва о храбром зубном технике, отвадившем ребят Матроса, поползла по рынкам, барам и подпольным цехам. И вот уже бармен Вишневецкий по кличке Вишня топором зарубил двух бандитов, предпринявших попытку рэкетровать его доходное заведение.

Расправившись с вымогателями, Вишневецкий собрал отряд «ополченцев» из числа ополчившихся на амурцев барменов, спекулянтов и мелких «цеховиков». Ополченцы скупали на черном рынке оружие и готовились к решающей стычке с ребятами Матроса.

Но крупнейшему сражению второй панической войны не суждено было состояться: узнав о том, что в отряде Вишни насчитывалось около двух десятков единиц огнестрельного оружия, Матрос от конфронтации отказался.

Матрос не случайно стал избегать вооруженных конфликтов: он был научен горьким опытом. Многие жители города до сей поры помнят перестрелку у ресторана «Днепропетровск». Тогда на набережной возле ресторана схлестнулись люди Матроса и так называемая «кавказская мафия». Стычка произошла из-за того, что хлопцы Матроса облапошили одного из кавказских бичо (ребят), причем не просто надули, сунув «куклу», но и сдали его в милицию. Кавказские «доны» не могли стерпеть такого оскорбления, съехались в Днепропетровск на Волгах и «Мерседесах», прихватив с собой вооруженных бичо.

После обмена несколькими выстре­лами Матрос понял, что ему не одолеть кавказцев, - и выбросил белый флаг в виде белой крахмальной скатерти, покрывшей длинный стол в банкетном зале ресторана «Днепропетровск». За этим столом состоялось историческое замирение кланов, а потом по рукам пошел серебряный поднос, на который и хлопцы, и бичо швыряли деньги. Взносы предназначались для вы­зволения из тюрьмы «невинно постра­давшего».

Был и другой случай организованно­го отпора амурцам, когда они решили - распространить свое влияние за преде­лы Днепропетровска. И до этого ребята Матроса проворачивали, отдельные операции в других городах: во Львове, в Виннице, в Керчи, но то были единич­ные эпизоды. А тут группа бандитов организованно выехала на автобусе во второй по величине город Днепропет­ровской области Кривой Рог. Вернулись амурские ребята в жалком виде: по­пробовали качать права в каком-то баре и в результате были жестоко из­биты и вышвырнуты не только из бара, но и из города местными хлопцами, имевшими, как выяснилось, неплохую физподготовку. Опровергнув поговорку «Бар костей не ломит», этот случай в то же время подтвердил справедли­вость другой - «Клан кланом вышиба­ют».

О криворожских хлопцах мы еще вспомним в заключительной главе.

Если ко всему добавить, что дом Матроса несколько раз среди ночи под­вергался анонимному обстрелу, а его перекупленную у Султана Рахманова «Волгу» сожгли неизвестные злоумыш­ленники, то станет понятно, отчего с некоторых пор спесь амурцев и их задиристость заметно поуба­вились...

Средневековый сирийский врач Абдул Фарадж писал: «Человек, шагаю­щий крупными шагами, часто поступает нелепо, а считает себя умным. Особенно верна эта примета, если человек любит жестикулировать».

Эти слова мудрого арабского эску­лапа вполне можно отнести и к Матро­су. Слишком широко хотел шагать он по жизни, слишком много допускал краси­вых жестов и оказался в дураках... Но ненадолго.

Здесь самое время припомнить, что, по справедливому утверждению авто­ров характеристики на Мильченко-Матроса (см. главу III), ему всегда было присуще обостренное, как финка, «чув­ство нового». Пораскинув своим «стра­тегическим» умом, «крестный батька» быстро сориентировался в возникшей ситуации. Он понял, что воевать с пле­менем «деловаров» — и вообще с кем бы го ни было - более не имеет смысла, это приведет лишь к дальнейшим человеческим и материальным поте­рям. Организованного сопротивления {«Клан кланом») его поредевшие и пе­регрызшиеся между собой ребята вы­держать не могли.

Матрос начинает поиски союза с са­мыми состоятельными и влиятельными жуликами - с «цеховиками». В то вре­мя как его ребята еще продолжали по инерции чехвостить барыг, Мильченко стал искать сепаратного мира.

Так окончилась вторая (и послед­няя) паническая война.

Глава VI «Мы с тобою одной крови...»

...Амурские войны неизбежно долж­ны были привести к союзу бандитов и «цеховиков», поскольку, если вдуматъся, и те и другие были одной кро­ви. И те и другие паразитировали на теле общества за наш с вами счет. Что из того, что во время одно бандиты слег­ка потрепали торгашей и бизнесменов? Ведь расплачивались дельцы с рэкети­рами деньгами, так или иначе украден­ными из нашего с вами кармана. Эти тысячи и тысячи рублей были сколоче­ны из обсчетов, недоливов и недовло­жений; они были выужены из нас за эрзац-джинсы, лжебатники, дутые «фирменные» пакеты, то есть за под­делки под те изделия, с которыми до сих пор не может совладать наша про­мышленность, освоившая производ­ство отличных космических кораблей, но пасующая перед такой сложнейшей инженерно-конструкторской задачей, как пошив пристойных штанов или вы­пуск полиэтиленового пакета, который не рвался бы надвое от опущенной в него расчески. Всучивая нам свои поделки (и подделки), «цеховики» умело использовали в своих корыстных це­лях поразившую всю страну эндемич­ную болезнь - «синдром приобретен­ного дефицита».

Но вернемся к нашему повествова­нию.

Процесс симбиоза бандитов и биз­несменов проходил ступенчато, поэтап­но.

Случилось так, что сама судьба вы­вела амурцев Кабана и Грека, давно уже утративших былую самостятельность и работавших под эгидой Матроса, на подпольного фабриканта полиэтилено­вых кульков Остороженко. Не собира­ясь особо с ним церемониться, но не избавившись еще от налета некоторого рэкетирского изящества, амурцы под­бросили в личный сарай «цеховика» не­сколько образчиков его собственной продукции - дряблые пакетики из кра­деного отечественного сырья, но с за­граничными надписями: «Vysotsky», «Pugathiova», «Demis Russos». Инте­ресно, что на всех трех разновидностях вокально-полиэтиленового кулька была воспроизведена одна и та же расплыв­чатая бесполая физиономия со вскло­коченной шевелюрой, скалькирован­ная с рекламного плаката американ­ского фильма «Кинг Конг».

Подбросив кульки в сарай, Кабан и Грек отловили Остороженко в пивба­ре.

- Бьем на «штуку», что в твоем сарае лежат пакеты с рожами?- пред­ложил дельцу Кабан.

- Вы что, хлопцы, сказылись? - рассмеялся осторожный Осторожен­ко.- Нема там никаких пакетов. Готов держать пари...

- А вот мы посмотрим, у кого па­рик, - сказал Грек, не искушенный во французских оборотах.

Фабриканта пригласили в «Жигули» и любезно подбросили до сарая, где он смог воочию убедиться в неправедной правоте бандитов. Никогда еще, пожа­луй, не глядел он на собственные изде­лия с таким отвращением: казалось, что мерзкая обезьянья морда торже­ ствующе ухмыляется со всех пакетов: дескать, лихо, пассажир, тебя «обу­ли»...

- За тобой «штука», - напомнили бандиты, оставляя Остороженко на­едине с Кинг Конгом.

А поскольку «цеховик» платить не торопился, то через недельку Кабан и Грек встретили его в тихом трущоб­ном дворике по улице Харьковской и, ничтоже сумняшеся, сломали ему че­люсть.

Выписавшись из больницы, фабри­кант поспешил рассчитаться с долгом.

Об этой челюстно-лицевой операции прослышали крупные «цеховики» - Рузин и Сутягин. Среди прочего они, как и Остороженко, производили полиэти­леновые кульки. Порадовавшись убыт­ку конкурирующей фирмы, Рузин и Су­тягин решили навести об амурцах бо­лее подробные справки среди знако­мых «цеховиков».

Много чего рассказали им коллеги. И о том, как хлопцы Матроса подвергли тщательному рэкету торговца наркоти­ками Гуженко, спровоцировав его на разговор о своем подпольном промысле и записав на магнитофон его откровения. И о том, как по наводке ранее отрэкетированного ими же Коваленко (см. главу IV) выудили без малого пять­десят тысяч - два «Мерседеса»! - у «цеховика» Голдина простой угрозой в случае неуплаты ошельмовать его в коммерческом мире и арестовать его левые товары.

Рузин и Сутягин захотели привлечь амурских ребят на свою сторону, рас­считывая, во-первых, обеспечить соб­ственную неприкосновенность и, во-вторых, с помощью рэкетиров изрядно потрепать конкурентов.

В итальянских оперных театрах су­ществуют так называемые клаки. Кла­ка - это группа зрителей, которым платят антрепренеры за поддержку либо освистание того или иного соли­ста. Конфликтов с ней избегал, гово­рят, сам великий Карузо.

Роль такой вот клаки «цеховики» отводили бандитам.

Для начала Рузин и Сутягин попро­сили амурцев освистать, то бишь, оштрафовать за неплохой гонорар быв­шего своего компаньона Шварцмана, якобы похитившего у них когда-то пар­тию готовой продукции - полиэтилено­вых кульков.

Возвращаясь здесь к разговору о схожести психологии «цеховиков» и бандитов, отметим, что, по словам самих Рузина и Сутягина, Шварцман стащил у них кульков от силы на 50 рублей. Штраф же, который они хотели с него взыскать с помощью бандитов, составлял сумму в... сто раз боль­шую - пять тысяч. Ну, чем не амур­ские замашки?

Бандитов Кабана и Дименштейна, с которыми «цеховики» встретились в «Льдинке», не пришлось долго угова­ривать. Умыкнув Шварцмана из дома, они посадили его в рузинскую машину и принялись катать по городу. Прогул­ка могла бы быть приятной для Шварц­мана, если бы амурцы с возгласами: «Сломаем хребет!» и «Получим от воль­ного куша!» - то и дело не замахива­лись на него топорами под одобритель­ное покряхтывание присутствовавших при этом хозяина машины и Сутягина.

Амурцы и «цеховики» прекрасно до­полняли друг друга: когда бандиты уставали грозить и замахиваться, всту­пал Рузин, урезонивая Шварцмана та­кими словами: «Лучше заплати… Ви­дишь, какие это ребята? Они тебя за­просто подрежут - и глазом не морг­нут...»

Прогулка завершилась в гулкой тем­ной подворотне, где бандиты от слов перешли к действиям. Во время экзе­куции Рузин и Сутягин стояли чуть поодаль, дабы под горячую амурскую руку не досталось и им. «Заплати-и!», «Заплати-и-и!», - взывали они пооче­редно. Это нытье досаждало Шварцма­ну не меньше, чем бандитские побои, и он в конце концов согласился отдать две тысячи. Поняв, что больше из при­жимистого дельца не выколотить, амур­цы и «цеховики» честно разделили их между собой. Получилось всего лишь по пятьсот рублей на брата. «Ничего,- успокаивали себя Рузин и Сутягин.- Как поется в детской песенке: «Ну, а дружба начинается с убытка...»

Дружба и впрямь обещала быть крепкой. Жестокий рэкет в отношении Остороженко и Шварцмана стал для амурских ребят хорошей рекламой. Их все чаще начинают нанимать для све­дения счетов. На языке племени «деловаров» это называлось «подключить бандитов». Как видим, «цеховики» не строили иллюзий в отношении тех, кого они подключали... Некогда вольные и независимые амурцы постепенно превращаются в своеобразную обслугу.

Бармены, продавцы пива и прочая мелкая шушера вздохнули свободно: зациклившись на «цеховиках», ребята Матроса оставили их в покое.

Лишь в одном не стали амурцы игрушкой в руках «цеховиков»: не шли они на мокрые дела, хотя их к этому порой толкали.

Так, «цеховик» Волчек попросил амурцев убить своего конкурента. Физи­ческое устранение соперника он считал одним из способов конкурентной борь­бы.

- Сделаем! -сказали ребята Мат­роса.

Захватив с собой Волчека, они по­ехали к дому, где жил конкурент, и ста­ли поджидать его в машине. Когда кон­курент вышел из подъезда и свернул за угол, амурцы послали ему вдогонку амурца с обрезом... Через минуту из-за угла хлопнул выстрел.

- Готов пассажир, - деловито со­общил амурец, вернувшись к машине и пряча дымящийся обрез.

Потрясенный достоверностью разы­гранного перед ним спектакля, Волчек тут же расплатился. И немало был удивлен, когда на следующий вечер увидел «убитого» в ресторане «Днипровски хвыли». Тот опрокидывал рюмку за рюмкой - не иначе обмывал свое чудесное воскрешение...

Бандитам теперь не нужно было, как раньше, искать «зафаршированных лохов»: на одних «цеховиков» они вы­ходили по наводке других «цеховиков», что значительно упрощало всю рэке­тирскую процедуру.

...В те годы из среды днепропетровских бизнесменов выделился босс. Им стал разъездной фотограф облбытуправления Аркадий Семенович Коваль. Разбогател он отнюдь не на ниве увеличения и ретуширования пожелтевших фотокарточек, собранных по домам фотолюбивых сельских жителей, и не на том, что реклама одной одесской фотографии называет «съемкой детей в шести видах».

С определенного момента фотографом Аркадий Семенович только числился, а занимался бизнесом куда более прибыльным. Он открыл и возглавил частное предприятие по производству и сбыту фальшивого хрусталя, на изготовление которого шло обычное стекло, разве что слегка протертое то ли денатуратом, то ли стеклоочистителем (вспомним несчастного Аветисяна из 4-й главы).

Стеклянные поделки сбывали на рынках сонных райцентров под видом изделий из горного хрусталя. С горными вершинами эти финтифлюшки сближали разве что пиковые цены.

Не гнушался Коваль и полиэтилено-кулечным промыслом и производством универсальных", кальсонного типа штанов, выдаваемых доверчивым провинциальным щеголихам то за «техасы», то за «фирмовые» светлые джинсы, то за экзотические «бананы» — в зависимости от капризов моды.

Но основной капитал, благодаря которому выделился Аркадий Семенович из среды социально инертных жуликов, он нажил на изготовлении дефицитных в то время ковров.

Коваль основал в Днепропетровске подпольный цех, где старые байковые одеяла чудом превращались в новые «ковры», на которые методом трафаретной печати наносился вычурный «персидский» орнамент.

Когда в родном городе стало неуютно, цех перекочевал в Чернигов и разместился в подвале городской бани №2. Банные завсегдатаи, вышибавшие вениками семь потов из своих распаренных чресел, и представить себе не могли, что прямо под ними — в неменьшем поте лица — наемные рабочие ковали Ковалю очередную тысчонку.

Что и говорить, порядком наковал Коваль: при аресте отобрали у Аркадия Семеновича «Волгу» и «Жигули», а у его супруги— 15-тысячный перстень, 10-тысячное кольцо, 8-тысячные серьги, 3,5-тысячную нашейную цепочку и много чего еще... Впрочем, с первой супругой Аркадий Семенович в то время уже предусмотрительно развелся, женившись на 60-летней москвичке, годившейся ему в матери. Среди женских чар его новой подруги жизни на первом месте стояла столичная прописка, на почве которой и сошелся с нею Коваль, решивший стать москвичом и спастись таким образом от начавшегося следствия.

Кстати, точно такой же рывок в столицу предпринял и Матрос, когда им вплотную занялась милиция. Как тут не призадуматься о родстве душ!

Московский брак не мешал любвеобильному Ковалю то и дело покидать свою «молодую» супругу и отдыхать со старой, молодой женой «в Сочах», где в бархатный сезон море у пляжа напоминало бульон с фрикадельками. В этом бульоне— среди других дельцов-фрикаделек — Аркадий Семенович чувствовал себя в своей тарелке...

Высокая предприимчивость Коваля была в конечном итоге измерена соответствующей ей высшей мерой. Но во времена, когда разворачивались описанные нами события, до окончательных замеров дело еще не дошло. Аркадий Семенович преспокойно раскатывал по Днепропетровску в четные дни— на «Волге», в нечетные— на «Жигулях» и пользовался уважением не только среди директоров рынков и ресторанов, но и среди некоторых отцов города. Достаточно сказать, что начальника городской милиции Павла Адамовича Стужука Коваль фамильярно называл папой, хотя, как было до- стоверно установлено, в родственных отношениях с ним не состоял… Деловые связи бывают иногда крепче родственных уз, и не. оттого ли дважды прекращались за отсутствием состава преступления возбужденные против Коваля уголовные дела?

Матрос тоже был дружен со Стужуком и, хоть папой его не называл, не упускал возможности при встрече облобызать шефа городской милиции (подробнее об этих поцелуях — в следующей главе).

Да, многое сближало Коваля и Матроса, толкало их навстречу друг другу. И они встретились, как два клопа на стенке.

- Давай дружить! — предложил Коваль.

- А что между нами общего? — спросил Матрос.

- Как это что? Мы с тобою одной крови — ты и я...

Эти киплинговские слова стали девизом сращивания «цеховиков» и бандитов. Оба босса — и Коваль, и Матрос — достигли к тому моменту таких вершин власти и процветания, что просто не могли допустить риска взаимной конфронтации. И вот уже Матрос вкладывает свой сколоченный «рэкетным молотком» капитал в описанные выше доходные предприятия Аркадия Семеновича.

Став одним из основных акционеров Коваля, он запрещает своим хлопцам обижать «цеховиков» и членов Ковальского клана.

- Ежели кто затронет тебя или козырнет моим именем, звони мне по прямому проводу, я с ним разберусь, — доверительно советует Ковалю Матрос.

Итак, амурские войны завершились.

В преступном мире Днепропетровска слились воедино рэкетиры и рэкетируемые, образовав невиданную доселе в нашей стране монополию бандитов, «цеховиков» и кое-кого еще.

Об этих «кое-ком» мы поговорим чуть ниже, но уже сейчас, по мнению автора, настало время произнести столь же непривычное для нашего слуха, что и «рэкет», слово «мафия», не предваряя его осторожным «так называемая».

Давайте перестанем стесняться этого слова и заглянем правде в глаза — именно такого заглядывания очень не любит мафия во всем мире. Давайте признаем факт существования мафии, ведь от нашего непризнания она все равно не исчезнет. Признать — значит начать бороться.

Читатель знает по публикациям центральной прессы об узбекистанских, казахстанских, краснодарских делах. В начале 1987 года «Крокодил» (№№3—6) поведал о системе организованной преступности в городе Риге.

И хотя в упомянутых публикациях слово «мафия» не называлось, оно было у всех на устах как наиболее точно характеризующее общность преступников и властей, призванных с этими преступниками бороться. Такая общность, увы, имела место.

ГЛАВА VII. Нераскрытые тайны

— Мы очистили город от бандитов,— сказал мне при встрече бывший начальник Днепропетровского угрозыска Джамалутдин Раджабович Адамов (обратим внимание на слово «бывший»).

На славу поработал городской угрозыск вместе с бригадой МВД СССР. Десятки осужденных, изъятые у бандитов сотни тысяч награбленных рублей, десятки стволов оружия, -полтора центнера кукнара— таковы итоги длившихся почти десять лет амурских войн, общую победу в которых одержала милиция.

Интересно, однако, что за эту операцию ее участники не получили не только наград, но даже благодарностей. Напротив, им всячески мешали работать. В Днепропетровске за членами бригады МВД была установлена слежка, арестованный было Матрос трижды (!) при загадочных обстоятельствах вновь оказывался на свободе. Уголовное дело на Матроса заводилось 12(!) раз и 11 раз прекращалось.

А ведь деятельность амурских ребят можно было пресечь еще в 1976 году, когда первые заявления на них стали поступать в милицию.

Справедливости ради заметим, что порою в милиции не реагировали на эти заявления не из-за того, что были повязаны с Матросом (такая связь прослеживалась довольно часто, об этом речь ниже), а просто из нежелания ухудшить процентные показатели своей работы. По существовавшей (и существующей) в милиции системе отчетности и простые, и сложные раскрытые преступления дают одинаковое число баллов, то есть равноценны. Потому в отделах и отделениях милиции предпочитали заняться элементарным сигналом о хулиганстве или карманной краже, а не вникать в заведомо сложное и труднораскрываемое дело, связанное с ребятами Матроса и способное испортить общую отчетную картину.

Именно тогда — в 1976 году — после того, как впервые было незаконно приостановлено разбирательство по амурским делам, Джамалутдин Раджабович на свой страх и риск, без ведома руководства начал собирать материалы на ребят Матроса, проводить свое неофициальное расследование их преступлений. За 7 лет таких материалов набралось 4 тома.

А что же, так сказать, официальные каналы — те отделы милиции, куда, хоть и редко, но все же обращались отрэкетированные дельцы? А вот что...

Дело по разбойному нападению амурцев на супругов Зуевых прекратил без всяких к тому оснований следователь следственного отдела УВД Днепропетровска Кузьменко в 1980 году.

Лишь в 1983 году прокурор следственного управления прокуратуры Днепропетровской области Линенко отменил постановление Кузьменко и принял решение: следствие по делу возобновить.

А ведь именно с эпизода нападения на Зуевых начало раскручиваться дело Матроса со всеми вытекающими подследственными.

Следователь Амур-Нижнеднепровского РОВД Городовский, получив заявление от Зуевых, не взял бандитов под стражу, тем самым предоставив им чудесную возможность запугать потерпевших и вынудить их отказаться от своих показаний, что амурцы, разумеется, и проделали...

Знакомый нам по предыдущей главе фабрикант полиэтиленовых кульков Шварцман, избитый бандитами до полусмерти, заявил о нападении в БабушКИНСКИЙ РОВД.

- Меня преследуют люди Матроса,— сказал он.

- Разберемся! — совсем по-мтросски ответили ему в РОВД, но разбирательства не последовало.

В другой (Жовтневый) РОВД, но с тем же успехом обращался в свое время и продавец пива Калиниченко (см. главу II).

Последний факт не должен вызвать удивления, если учесть, что зам. начальника Жовтневого РОВД Барвин был с потрохами куплен бандитом Луневым по кличке Кабан за часы «Ориент». Недорого, однако, ценил Барвин свои потроха... Напялив взяточные часы на запястье левой руки, где уж красовались другие часы — трудовые, милицейский руководитель свободной от часов правой рукой подписал бумагу об освобождении из-под стражи Кабана, задержанного за нападение на торговку наркотиками Скоморох по кличке Винипушка...

Когда к старшему инспектору отдела уголовного розыска Бабушкинского РОВД Сахарову пришел на прием бандит Грек, инспектор мысленно был уже не в Днепропетровске, а в городе Желтые Воды, куда переводился на днях со значительным повышением в должности — заместителем начальника городского ОВД. Стоя одной ногою в Желтых Водах, он легко— всего за 500 рублей — согласился прикрыть дело о нападении Грека, Казбека (Репченко) и Кабана на картежника Коротченко. Не лишенный остроумия Грек преподнес ему деньги в конверте, вложенном в массивный фолиант «Комментария к Уголовному кодексу УССР» как раз на той странице, где комментировалась статья «Получение взятки».

Подобных примеров можно привести много. Мы уже говорили о дружеских отношениях начальника городского УВД Днепропетровска Стужука с боссом «цеховиков» Ковалем и с самим Матросом. Существовала фотография, запечатлевшая «исторический поцелуй» шефа городской милиции с главарем городских бандитов при встрече в аэропорту. Впоследствии эта фотография загадочно исчезла из дела — столь же таинственно, как испарилась личная картотека Матроса, заведенная им на «своих» сотрудников правоохранительных органов.

До сих пор не выяснены причины самоубийства одного из руководителей УВД области в тот самый момент, когда

начал распутываться клубок амурских преступлений.

Мильченко был вхож к «лидерам» городской и областной милиции, а ли­деры, как известно, бывают единолич­ные, а бывают и двуличные. Потому-то дело Матроса сдвинулось с мертвой точки лишь тогда, когда на помощь ме­стному угрозыску пришла бригада МВД СССР.

Брали Матроса красиво. Пьяный и самоуверенный, катил он по городу на новой своей «Волге» и долго отказы­вался верить в реальность происходя­щего, когда был остановлен сотрудни­ками ГАИ. «Да вы что, хлопцы, непри­ятностей захотели?!— кричал бать­ка.— Ваш главный начальник— мой друг, мы с ним пьем каждый день...». «Скажи мне, кто твой друг, но истина дороже»,— отвечали не спасовавшие на сей раз милиционеры.

Кстати, Павел Адамович Стужук благоденствует и поныне: уголовное I дело против него было прекращено по I амнистии. Вернули ему и личную «Волгу», и оформленный на подставное лицо особняк в селе Вовниги. Говорят, бывший шеф городской милиции даже подумывает о возвращении в органы внутренних дел...

Да, множество доселе не раскрытых тайн окружают вроде бы завершенное дело Матроса.

Неясно, к примеру, куда делся матросский «сундучок» со всеми капита­лами «крестного батьки», судя по все­му, немалыми... Смешно сказать, но единственный обнаруженный и изъя­тый вклад на его имя составляет астрономическую сумму в... 15 рублей 73 копейки. Между тем в приобщенном к делу блокноте Матроса есть такие вот записи: «Вадиму 1000 руб., мне 1000, когда стихло...», «когда стихло — 1200», «когда Жорик забрал себе 2000...», «на каждого— 1250 руб.», «22 тысячи— Аветисян» и так далее...

Как-то не согласуются между собой эти две суммы: 22 тысячи и 15 рублей 73 копейки...

Из дела Матроса очевидно, что его связи не ограничивались Днепропет­ровском. Вот записка, полученная им из тюрьмы, расположенной в другом украинском городе: «Шурик, все полу­чил, что ты передал. Постарайся сде­лать через Свету на тюрьме, чтоб я не сидел в транзите, а съехал на больницу до этапа... Валику передай, чтоб поста­рался побыстрей побеспокоиться за Лапу, а то его могут выписать. Жду свиданку, а после встретимся в Киеве.»

Каналы связей Матроса, подобно каналам на Марсе, до сей поры остают­ся неисследованными. А жаль. Изве­стно, к примеру, что одного слова Матроса было достаточно, чтобы устроить человека в Москве заведующим юве­лирной мастерской.

И по сей день неясно, по чьему же все-таки личному указанию и за какие заслуги Матросу — единственному в микрорайоне— был проведен теле­фон, в то время как и поныне нетелефонизированными остаются квартиры многих ветеранов войны. В областном управлении связи утверждают только, что телефон был установлен по распо­ряжению «самых высоких инстанций».

Остались весьма расплывчатыми и обстоятельства признания вполне вменяемого Матроса психически ненор­мальным. Как могли поверить его диле­тантской театральной симуляции такие опытные специалисты, как врач-психи­атр Аверьянова-Самарская, врач-нев­ропатолог Клеванник и, наконец, про­фессор Днепропетровского мединститу­та Блохина, подтвердившая диагноз «циклотимия депрессивная», лопнув­ший как мыльный пузырь при первой же серьезной экспертизе?

Помните, я просил обратить внима­ние на то, что должность Джамалутдина Раджабовича Адамова, благодаря которому во многом и был обезврежен Матрос, сегодня предваряется приме­нительно к нему прилагательным «быв­ший»? Ему бы еще работать и работать, но не выдержал, ушел на пенсию...

Чего же не перенес этот крепкий, суровый на вид человек, оперативник экстра-класса?

Не смог он вынести того плохо зама­скированного давления, которому по сей день подвергаются люди, так или иначе причастные к расследованию дела Матроса и смежных с ним дел. Факты такого давления множественны.

Теперь о главном.

Всем понятно, что даже связи Ма­троса в правоохранительных органах не гарантировали бы ему столь долгой не­прикосновенности, не имей он прямого выхода на некоторых руководителей города и области. И поскольку попытки глубже вникнуть в дело Матроса до сей поры наталкиваются на невидимую стену, то можно заключить, что кое-кто из них до сих пор находится у руля.

Неужто и впрямь бессмертна ма­фия? Не настало ли время раскрыть все нераскрытые тайны?

Многое изменилось в Днепропетро­вске за последние несколько лет. Пе­чально известный «Юбиль» (ресторан «Юбилейный») — излюбленное место посиделок Матроса и его ребят — превратился в диетическую столовую: сел, так сказать, на диету. Бандитский катран кафе «Льдинка», бывшее фак­тически частной лавочкой Пекуровского и Чертка, трансформировалось в cугубо безалкогольное кафе «Орбита». Не вспарывают более ночную тишину города выстрелы и крики: «Мама, ко мне идут!!!» Сам Матрос, осужденный к 12 годам лишения свободы, пребыва­ет в местах, не столь отдаленных от Днепропетровска и, по рассказам, не очень тяготится назначенным ему строгим режимом. В таких же недале­ких местах «отдыхают» от налетов и грабежей многие его ребята (многие, но не все: по подсчетам Адамова, 30—40 амурцев еще находятся в розыске).

И теперь самое время спокойно по­размыслить над тем, почему все происшедшее оказалось возможным не в До­нецке или Харькове, даже не в Одессе-маме, а именно в Днепропетровске. Произошло это далеко не случайно.

ГЛАВА VIII Запретная зона

В Днепропетровске на протяжении многих лет ребята Матроса располагая ли неограниченной властью, во многом подменив собою городское официаль­ное руководство.

У амурцев были свои «следствие» и «суд». Был у них бандит по кличке Глаз, известный как «прокурор Амура». Он определял потенциальные кандида­туры для рэкета и вместе с Матросом выносил «приговоры».

Мильченко, как мы уже знаем, сов­мещал роль «прокурора» с ролью «вер­ховного» третейского судьи.

- Матрос был незаурядной лично­стью,— сказал в разговоре со мной старший следователь по особо важным делам Главного следственного упра­вления МВД СССР С. В. Серебренни­ков.— Он хорошо изучил Уголовный ко­декс, прекрасно разбирался в низмен­ной людской психологии и правилах третейского судейства, выдавая себя за поборника справедливости. Деньги и страх—вот два «кита», на которых зиждился его авторитет. Такой чело­век не мог не взлететь на гребень пре­ступной волны... Но не было бы вол­ны—не было бы и Матроса...

Что же породило эту мутную амур­скую волну? Породил ее, как ни стран­но, штиль, точнее, застой, основным признаком которого было отсутствие гласности и демократии.

Днепропетровская область, прос­лывшая кузницей руководящих кадров самого высокого уровня, долгие годы была запретной зоной для всякой — даже самой невинной — критики.

Автор этих строк помнит, как в раз­гар застойных лет один из его коллег сочинил критическую заметку об отсут­ствии электролампочек и мужских но­сков в торговой сети одного города. Он там еще пытался острить, что, дескать, поскольку нет лампочек, то можно и без носков шлепать— все равно в темноте никто не увидит. Не ахти какая, честно говоря, сатира. И тем не менее, заметка эта с треском слетела с полосы одной из центральных газет по единственной причине: речь в ней шла о Днепропетровске...

На фоне полного критического им­мунитета , постепенно распоясывались, теряя чувство реальности, некоторые областные руководители, в том числе и руководители УВД. Оно и понятно: за 14 лет (!) ни одной проверки по линии МВД СССР в области не проводилось! Потому-то и преступность здесь прини­мала откровенно мафиозные формы. Подчеркиваю: во всей области, а не в одном только областном центре.

Помните - как, сунувшись в Кривой Рог (см. главу V), получили неожидан­ный отпор ребята Матроса? В этом го­роде были свои «ребята». Недавно за­вершился процесс по банде, много лет орудовавшей в Кривом Роге и его окре­стностях. В банду входили среди про­чих и ... офицеры милиции, в том числе майор— начальник дежурной части райотдела. В дневное время эти «стражи порядка» несли, как пишут в мили­цейских многотиражках, «нелегкую вах­ту по охране социалистической закон­ности», а по ночам, сняв милицейскую форму, становились самими собой — бандитами и грабителями. Они нападали на людей, автогеном резали сей­фы... В арсенале банды были не только пистолеты и автоматы, но и два пуле­мета.

В другом крупнейшем городе обла­сти — Днепродзержинске — была обез­врежена вооруженная банда... студен­тов местного индустриального институ­та. Будущие инженеры в свободное от лекций и семинаров время увлекались такими не предусмотренными програм­мой дисциплинами, как грабеж и разбой.

Вот что происходило за вывеской «Запретная зона», одним из порожде­ний которой и стали рэкетиры, сами себя называвшие амурскими ребятами.

Сейчас, когда амурские волны — волны бандитизма и коррупции— раз­бились о волнорез гласности и возвра­щенной законности, очень хочется ве­рить, что новое руководство области поможет раскрыть все нераскрытые тайны дела Матроса. Это и будет луч­шей гарантией того, что амурские вой­ны — вместе с войнами столетними, пу­ническими и паническими — навсегда канут в невозвратное прошлое.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА. В последнее время прессу все чаще упрекают в не­объективном отношении к милиции: дескать, если верить публикациям, то чуть ли не все поголовно милиционеры предстают коррумпированными жули­ками. Конечно же, это не так. Просто органы внутренних дел, ранее столь же закрытые для критики, как Днепропет­ровская область, не являются более запретной зоной для журналистов.

Да, недостатков у милиции хватает, НО тем не менее подавляющее боль­шинство ее сотрудников— люди че­стные и смелые.

Завершая повествование, я хотел бы назвать имена тех работников мили­ции, которые в труднейших условиях слежки, шантажа, а то и прямого да­вления сверху раскручивали это осо­бо сложное (по определению Верхов­ного Совета СССР, продлявшего сроки содержания обвиняемых под стражей) уголовное дело.

Помимо уже названных Д. Р. Адамова и С. В. Серебренникова, особо отличи­лись: заместитель министра внутренних дел Украины Г. В. Бердов, уже после дела Матроса героически проявивший себя при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС; старший следователь по особо важным делам МВД УССР В. Д. Бутиков; старшие опер­уполномоченные управлений БХСС МВД СССР и УССР В.А.Петров и В. Б. Моцар, старший инспектор инспекторского отдела МВД СССР ныне начальник уголовного розыска Молдавии В. М. Заславский, старший следователь следственного управления УВД Днепропетровского облисполкома

3. И. Фесенко, заместитель начальника отделения отдела уголовного розыска УВД Днепропетровска Я. Н. Константиновский и члены следственной бригады. МВД СССР, руководимой Сереб­ренниковым,— заместитель начальника следственного отдела - УВД Ивано-Франковского облисполкома С. В. Коч­мар, следователь следственного упра­вления УВД Запорожского облисполко­ма В. В. Проценко, следователь след­ственного управления УВД Днепропе­тровского облисполкома В. Н. Григо­рьев, следователь Никопольского РОВД А. В. Долидзе, следователь след­ственного отдела УВД Курского облис­полкома А. А. Суров, следователь За­водского РОВД Орловского облиспол­кома Ю. В. Заикин.

Не пробегайте этот список глазами. Вчитайтесь в него и мысленно поблаго­дарите всех этих людей, чей труд не­зримо присутствует в нашей повести.