Рахманин: "Минск" мертв, но четкого плана у Украины нет. Интервью о войне, мире и предателях во власти

К концу седьмого года войны в Украине практически не осталось тех, кто сомневается: быстрых путей к миру не существует. Сейчас дискуссии могут вестись только вокруг того, как остановить кровопролитие и предотвратить возобновление активных боевых действий – с тем, чтобы впоследствии постепенно добиваться завершения войны.

Видео дня

Может ли "мирный план", предложенный главой украинской делегации в Трехсторонней контактной группе, первым президентом Украины Леонидом Кравчуком, стать той панацеей, которая выведет наше государство из тупика Минска? Какие угрозы несет предлагаемый действующей властью "путь к миру"? Что должна была сделать Украина, чтобы действительно начать движение к завершению войны и на сколько оно может растянуться?

Об этом, а также том, как изменит ситуацию новая власть в США и том, есть ли предатели в украинской власти, OBOZREVATEL поговорил с народным депутатом 9-го созыва, членом парламентского комитета по вопросам национальной безопасности, обороны и разведки, известным журналистом Сергеем Рахманиным.

– Сергей, когда только начались разговоры о "мирном плане Кравчука", вы в одном из эфиров заявили, что никакого плана нет. Сейчас вы изменили свое мнение? Как можете оценить предложения, о которых говорил Кравчук?

– Когда я говорил, что плана не существует, имел в виду его отсутствие в виде конкретного документа. Были только заявления отдельных должностных лиц. И меня очень удивляла ситуация, что с этим планом (точнее, с перечнем предложений) предоставили возможность ознакомиться представителям террористических организаций, а высший законодательный орган Украины – Верховная Рада – такой возможности был лишен. Хотя три представителя парламента входят в состав ТКГ.

Повторюсь: так называемый план Кравчука – это не четкий самодостаточный план, а набор предложений, вариации на тему Минских договоренностей. Единственным источником информации, который позволял ознакомиться с этим текстом, оказалось, как это ни прискорбно, так называемое Министерство иностранных дел так называемой "ДНР. Поскольку подавляющее большинство позиций в нем совпадало с тем, что мне было известно от непосредственных участников переговоров, теоретически можно предположить, что эти документы тождественны.

Поэтому можно считать, что с планом я ознакомился. Но не благодаря украинской власти, которая должна была ознакомить парламент с этими предложениями.

– И как вы их оцениваете?

– Объективно оценивать любой документ можно лишь тогда, когда известен конечный замысел. Мне этот замысел точно не известен. Поэтому буду прибегать к предположениям.

Первая версия – появление этого плана является тактическим ходом, попыткой затянуть процесс переговоров в Минске и перевести его в русло, выгодное для украинской стороны. Вторая – это попытка найти определенные компромиссы, чтобы все же согласиться на выполнение Минских соглашений, но попытаться сохранить лицо. И третья – этот план существует для того, чтобы получить формальную возможность наконец выйти из Минского процесса, предложить реалистичный план, создать новую площадку и начать историю с чистого листа.

Какой из этих вариантов ставит целью украинская власть – я не знаю.

– Но у вас же есть собственные предположения относительно того, какой из них наиболее вероятный?

– Надеюсь, что конечной целью является выход из Минского процесса. Соглашения образца 2015 года не работают. Зеленский не может этого не понимать. Но предполагаю, что просто так выйти из "Минска" он не может. Ведь после смены власти новая команда объявила, что является правопреемником предыдущих договоренностей. И что Минские соглашения для нее являются "политически обязывающими".

Однако выполнить Минские договоренности без угрозы Украине, ее безопасности и территориальной целостности невозможно. И поэтому встал вопрос: как выйти из процесса и при этом сохранить механизм санкций против России. Поэтому украинская сторона предложила собственный "апгрейд" Минских договоренностей, изменив их конфигурацию, добавив ряд встречных требований и оформив это как новые предложения. Ибо "Минск" выдвигал четкие требования фактически только к Украине, а не к РФ и ее оккупационным администрациям.

– О каких требованиях идет речь?

– "План совместных шагов" выдвигает требования по контролю Украины над границей. Российская сторона должна отменить ряд указов президента РФ, которые, например, упрощали получение российского гражданства для жителей оккупированных территорий, признавали документы и автомобильные регистрационные номера, выданные на оккупированных территориях. Согласно этому документу Россия должна совершить определенные шаги, связанные с демилитаризацией этого региона и тому подобное.

Указаны даты, когда, что и кто должен сделать. Да, фрагментарно, но лучше, чем было. Минские договоренности по сути своей являются для Украины кабальными. Теперь же сделана попытка установить определенное равновесие, с одной стороны. С другой – внести в повестку дня требования, на выполнение которых российская сторона, подозреваю, не пойдет никогда. Потому что вся логика поступков российской власти наглядно подтверждала: они не хотят и не будут терять контроль над этими территориями.

Соответственно, никакие указы президента РФ аннулироваться не будут. Никакого контроля за разоружением Россия на себя не возьмет и границу Украины не отдаст.

И именно это дает возможность Украине сказать: хотите переговоров – выполняйте определенные обязательства. Нет? Тогда извините. При таких обстоятельствах Киев, по мнению создателей плана, наверное, получит возможность обвинить Москву в окончательной неуступчивости и снять с себя ответственность за те договоренности, которые невозможно выполнить. Минский процесс мертв. И это очевидно всем.

Если логика такова, план имеет право на существование. При условии, что он является частью большого плана, реальной деоккупации и настоящей реинтеграции. Хотел бы ошибаться, но подозреваю, что его пока нет.

– Какой из других вариантов более вероятен, по вашему мнению?

– Секретарь СНБОУ анонсировал заседание Совета Безопасности 9 декабря, на котором якобы будет принято какое-то судьбоносное решение о дальнейшей судьбе оккупированных земель Донбасса. Надеюсь, что речь идет об окончательных похоронах Минского процесса. Если на это наконец-то появилась политическая воля.

Если нет, то будет продолжаться игра ради игры, затягивание процесса. Если власть не готова ни выходить из Минских договоренностей, ни безоговорочно их выполнять (что было бы катастрофой), то она и в дальнейшем будет выдвигать ряд условий и требований, которые вряд ли будут выполнены. И речь идет не только о российской стороне, к слову. Например, есть предложение по увеличению миссии ОБСЕ до 1,5 тысячи человек и предоставления ей мандата полицейской миссии. Сейчас СММ ОБСЕ на Донбассе занимается мониторингом, она не уполномочена, например, быть наблюдателями на выборах (если они таки состоятся) или (тем более) осуществлять миротворческие функции. У действующего персонала миссии нет на это ни мандата, ни подготовки, ни вооружения.

Но в плане Кравчука есть предложение к ОБСЕ о создании полицейской миссии из 1,5 тысячи человек, которая осуществляла бы определенные полицейские функции. Это предложение вряд ли будет реализовано.

– Почему вы так считаете?

– Потому что даже нынешняя миссия ОБСЕ в Украине, если не ошибаюсь, самая большая и самая дорогая в истории этой организации. Пойдут ли 57 государств-членов ОБСЕ и один из ключевых ее спонсоров – Россия – на еще большее удорожание, предоставление другого мандата и отправку миссии для работы в условиях незакрытого военного конфликта – очень сомневаюсь в этом.

Поэтому и считаю возможным вариант, что "план Кравчука" может быть лишь попыткой отвлечь внимание, создать тактическое преимущество и показать, что Украина перетягивает на себя повестку дня, как-то влияет на процесс. При этом конечной цели может не быть. Это, возможно, окажется лишь игрой, тактическим приемом, не предусматривающим выхода из Минского процесса.

Ну и третий вариант, самый худший – украинская сторона пытается у российской стороны выбить определенные уступки для того, чтобы потом этими уступками защищаться от возмущенной общественности. В случае, если, не дай бог, придется принять российские условия и выполнять Минские договоренности.

Этот вариант мне кажется маловероятным. Прежде всего, потому, что граждане с государственническим настроем вряд ли смогут "переварить" подобное. Ведь даже при определенных уступках со стороны России выполнение "Минска" для Украины будет означать создание квазигосударства, которое формально будет украинским, но де-факто никоим образом не будет Украине подконтрольно. Это худший, но и наименее вероятный вариант развития событий. Однако теоретически он возможен.

– Наиболее вероятным вы назвали вариант с попыткой выйти из Минского процесса. Выйти куда? Есть у власти какой-то план Б?

– Пока не вижу признаков, что такой план есть. Возможно, он существует лишь на уровне идей и рефлексий.

– А если бы у вас была возможность поделиться с властью своими соображениями, какой "мирный план" вы бы предложили? Каков оптимальный вариант для Украины?

– Свои мысли я озвучивал. Впервые – в короткой беседе с президентом еще год назад. Подробнее, уже в оформленном виде – в начале года, когда партия "Голос" по моей инициативе разработала "Стратегию холодной деоккупации". Содержание нашего плана я доводил до сведения всех заинтересованных лиц – в частности, до президента Зеленского, руководителя Офиса президента Ермака, профильного вице-премьер-министра Резникова...

– Расскажите, в чем заключается "Стратегия холодной деоккупации".

– Отталкиваемся от очевидных вещей.

Первое: Россия – враг. И, наверное, надолго останется им, разве только добровольно освободит оккупированные территории. Однако пока не вижу никаких объективных оснований, чтобы российские военные покинули оккупированные территории Донецкой и Луганской областей. Тем более – оккупированный Крым.

Второе: более или менее успешный вариант развития событий для Украины возможен только тогда, когда Россия даст на него согласие.

Третий тезис: Украина по объективным причинам не может сегодня повлиять на РФ настолько, чтобы она приняла наше предложение. Поэтому единственно возможный для нас вариант – влиять на Россию через западных партнеров. Этот вариант еще остается. Хотя он уже и гораздо менее вероятен, чем раньше.

Четвертый тезис: почему мы до сих пор топчемся на месте? Потому что Украина упорно говорила о том, что альтернативы Минским договоренностям не существует. Следовательно – от нас требуют эти договоренности выполнять. Хотя сделать это, не предав государственных интересов – невозможно.

Поэтому единственным вариантом оставалось убедить прежде всего США (формально не есть участником переговорного процесса, но де-факто является влиятельным игроком) и Германию повлиять на позицию России и заставить ее сделать определенные шаги.

– Какие?

– Первое и, безусловно, ключевое: полное прекращение огня минимум на шесть месяцев. То, что происходит сейчас, не является прекращением огня. Доказательством того является недавняя гибель двух морпехов из 36-й бригады в районе Водного и бойца 72-й бригады под Авдеевкой. Это был прицельный огонь.

Прекращение огня должно быть полным, абсолютным, безоговорочным. Везде. Не менее шести месяцев. Если этого не будет – это означает, что Россия не способна выполнять любые последующие требования. И чтобы повлиять на Россию, заставить ее это сделать, нужны не заявления президента Зеленского, а последовательное давление со стороны других государств.

Полноценное прекращения огня необходимо для реализации следующего этапа – создания зоны безопасности, главной целью которой будет предотвращения активизации боевых действий.

Такие зоны эффективно работают в Корее и на Кипре. Мне скажут: это заморозит войну на десятилетия. Да. Если у нас появится возможность решить конфликт быстрее, если обстоятельства будут складываться в нашу пользу – мы сможем это сделать. Сегодня таких возможностей мы, к сожалению, не имеем. Украина не способна быстро, эффективно, беспроблемно завершить войну ни военным, ни политико-дипломатическим путем. Мы сегодня слишком слабы для такой сложной задачи. И полноценных союзников у нас нет. Есть государства, которые предоставляют нам определенную помощь при определенных обстоятельствах и на определенных условиях. Но они выходят не из государственных интересов Украины, а из собственных. Они не должны и не будут нас воевать. Но они могут помочь, если мы их убедим, что это делается ради общей цели – безопасности в центре Европы.

– Что конкретно даст создание зоны безопасности?

– Она позволит исключить активизацию боевых действий и уменьшить в перспективе боевые потери. И потом в эту политику безопасности зону смогут войти миротворцы.

Вопрос миротворческого контингента под любым мандатом в каком-либо виде обсуждался давно. И здесь проблемы две. Во-первых, нежелание России. И во-вторых, миротворцы не зайдут туда, где идут боевые действия или они могут восстановиться в любой момент. Прецеденты, когда миротворческие миссии заходили на территорию стран, которые воюют, есть, но их мало, и в нашем случае этого не произойдет.

Для того чтобы на Донбасс зашел миротворческий контингент, который бы исключил возобновление боевых действий, и нужна эта "буферная зона", зона безопасности. Речь идет о полосе шириной хотя бы в 2,5 км между противоборствующими сторонами, где не должно быть военных, местных жителей – никого. Там должны быть только миротворцы. Иначе в любой момент мы можем получить возобновление боевых действий.

Это ключевые первоочередные этапы. Обо всем остальном можно говорить только после выполнения этих двух условий.

– Каким образом можно повлиять на Россию с тем, чтобы она согласилась на выполнение таких условиях?

– Прежде всего, пересмотреть применение санкций. Сегодня по политической договоренности они привязаны к выполнению Минских договоренностей. Если Россия выполняет эти договоренности, с нее снимают санкции. Не выполняет – не снимают. Но британские, немецкие, американские эксперты и дипломаты неофициально намекали представителям: этот инструмент не работает, ищите иной путь. Потому что Россия постоянно подчеркивает, что не является стороной конфликта. А сами Минские договоренности невозможно выполнить в принципе.

А вот желание снять санкции из России у части европейских стран периодически появляется. И есть риск, что этот вопрос может будет решен без нас и не в наших интересах. Если не снятие, то смягчение санкций возможно. Я уже молчу о том, что часть ограничений из них прекрасно обходят как Россия, так и компании из тех европейских стран, которые те санкции вводили.

Но сейчас, в условиях пандемии и колебания цен на нефть, Россию все же можно сделать покладистее. Другое дело, что делать это может не Украина, а крупные игроки – как Германия и США. Они могли бы установить определенную зависимость: каждая уступка России приводит к ослаблению каких-либо санкций. Это не идеальная история, но еще хуже будет, если санкции снимут просто так и Украина от этого ничего не выиграет. Или если мы вынуждены будем брать ответственность за территорию, которую будем контролировать, но которую вынуждены будем содержать из государственного бюджета.

Это история о компромиссах. И это – неприятный, но допустимый компромисс.

Влиять на Россию можно и через международные суды. Под давлением возможного большого количества судебных процессов, инициированных Украиной при поддержке Запада, Россию можно было заставлять делать шаг за шагом.

Сегодня таких возможностей нету. Когда мы сегодня от России требуем контроль над границей, проведения демилитаризации – Россия ставит циничный, но логичный вопрос: а что нам за это? Если бы мы имели достаточную мощь, чтобы решить эту проблему самостоятельно и жестко, нам бы не нужны были союзники и компромиссы.

Мы потратили много времени. Те возможности, о которых я говорил, до сих пор сохраняются, но они меньше.

– Почему?

– Хотя бы потому, что сейчас США, где происходит смена власти, Германия, где готовится к уходу Меркель, гораздо менее заинтересованы в активных процессах, связанных с Украиной. Им не до нас. У них другие приоритеты и собственные проблемы, помноженные на ковидные сложности.

Понадобится некоторое время, чтобы взять инициативу в свои руки и заставить Россию сделать эти очевидные шаги: прекратить стрелять минимум на 6 месяцев, создать зону безопасности и обеспечить ввод туда определенного контингента.

Далее можно будет перевести дыхание, нарастить мышцы, провести полноценную реформу Вооруженных сил и всего сектора безопасности. И планомерно готовиться к разрешению – дипломатическому, военному или комбинированному. В зависимости от возможностей и обстоятельств. Не опасаясь военного обострения с большим количеством жертв или дерзкого принуждения к проведению квазивыборов на оккупированных территориях.

– Создается впечатление, что надежда только на американцев. Потому что европейцев все устраивает, тот же "Северный поток – 2" до сих пор мило с русскими обсуждается... По вашему мнению, администрация Байдена займет радикальную позицию в отношении России в этой истории или нет?

– Не надо бежать впереди телеги. Передача власти в США еще не состоялась. Надо дождаться хотя бы инаугурации Байдена и главное – формирования его команды. Игроки, которые будут занимать ключевые должности, уже известны, и эти люди вряд ли будут слишком заигрывать с Путиным.

Да, Байден хорошо знает Украину и украинскую политику. Но это и плюс, и минус одновременно. Плюс в том, что он не будет тратить кучу времени на изучение украинского досье, ему понятна ситуация лучше, чем подавляющему большинству американского истеблишмента. Минус в том, что он очень хорошо знает, как у нас все делается. И потому есть определенный скепсис к украинским политикам и украинским обязательствам.

Но смену власти в США надо воспринимать как позитивный шаг. И если удастся активнее привлечь США к этому процессу – это будет очень хорошо. Я не вижу причины, чтобы американцы напрямую вошли в переговоры, но вероятность, что они будут активнее влиять на ситуацию, остается.

Однако. Еще раз подчеркну: США, как любая страна, исходит из собственных государственных интересов. И они не обязательно совпадают с нашими. Надо уметь находить партнеров, завоевывать их доверие, учиться их убеждать. Но полагаться надо на себя. Никто за нас нашу работу не сделает.

– Наблюдаете ли изменения в отношении власти к вашему плану тогда и сейчас? Насколько высока вероятность, что его возьмут на вооружение?

– Еще тогда я не слышал категорического отрицания того, о чем говорил. Но и брать это на вооружение никто не собирался и не собирается. К сожалению. Такова позиция власти и в частности президента, который у нас отвечает за безопасность и территориальную целостность. Это его право. У меня было ощущение, что некоторые вещи Зеленский не понимает до конца глубоко.

Поэтому мой ответ: они вряд ли будут брать на вооружение наш план.

С другой стороны, ряд предложений, которые озвучивал я и мои однопартийцы, во внимание были приняты. И они даже используются.

– Например?

– Я неоднократно предлагал не ждать завершения переговоров в Минском формате и делать крымскую площадку отдельно. Раз уж в этом формате вопрос Крыма оказался вынесенным за скобки. Мне говорили: нет, все равно Россия не будет обсуждать крымский вопрос. На что я отвечал: это не причина нам этого не делать.

И знаете, к счастью, вопрос сдвинулся с места. По крайней мере, объявлено уже о создании такой площадки. Потому что Крым у нас выпал из фокуса внимания.

Я неоднократно говорил о том, что если уж Минские договоренности до сих пор остаются почему-то для украинской власти единственно возможным переговорным форматом, мы обязаны хотя бы выдвинуть к русским какие-то условия. Чтобы РФ тоже брала на себя определенные обязательства. И в плане Кравчука такие требования есть. И это делает разговор более предметным и жестким.

Используется еще ряд наших предложений. Главное, что наконец украинская власть начала говорить о том, что сначала следует решить вопросы безопасности, и только потом – политические. Так и должно быть. Другое дело, что "Минск" построен на другом принципе: сначала политические вопросы, затем – вопросы безопасности. Если мы хотим, чтобы было наоборот, должны выходить из Минского процесса.

И нежелание России выполнять свои обязательства – объективное основание для выхода из переговорного процесса и перевода переговоров в другой формат. А как можно обсуждать формат выборов, верификацию избирательного законодательства, о какой специфике закона об амнистии можно говорить, если даже стрельба не прекращается?

– Да, но пока мы слышим от президента Зеленского, что прекращение огня действует. И об "одиночных неприцельных обстрелах", которых с июля наблюдатели СММ ОБСЕ насчитали более 2,5 тысяч... Кто же будет рассказывать о том, что Россия не обеспечивает режим тишины?

– Вы апеллируете ко мне, а я не президент. Не я принимаю решения. Конечный план не мой. И ответственность не моя.

Мы могли лишь предложить какие-то прагматичные и рациональные способы изменить ситуацию. И мы это сделали. В наших предложениях нет ничего чрезвычайного. Просто того, что мы предлагаем, никто еще не пробовал делать. Мы только годами ходим по кругу и окружающему миру рассказываем, что альтернативы "Минску" нет, а внутри страны говорим, что никто выполнять не будет. Так в чем логика? Почему это называют "деоккупацией" и "реинтеграцией"? Это торможение. Это очень рискованная игра. Потому что мы имеем дело со страной, гораздо мощнее Украины и с экономической, и с военной точки зрения.

Играть в игры со страной агрессивной, хорошо вооруженной и в известной степени непредсказуемой – очень трудно. И именно поэтому и нужно заморозить этот конфликт, убедив Запад, что сегодня – это единственный приемлемый вариант.

В замораживании конфликта действительно нет ничего хорошего. Но другого варианта его решить у нас пока нет. Нам нужно время, чтобы наращивать силы, провести наконец полноценное формирование вооруженных сил, наладить полноценную работу "оборонки" в реальности, а не на бумаге. Нам нужно наконец создать надлежащие условия для наших военнослужащих. Если мы уже говорим о "перемирии" (которое на самом деле является прекращением огня – и то неполным) – то наши солдаты не должны жить в окопах и блиндажах, если они не освобождают оккупированные территории (потому что такого приказа никто не отдаст) и не защищают страну от захвата, потому наступления тоже нет. И при этом они продолжают жить часто в нечеловеческих условиях.

Украина должна создать надлежащие условия для своих военных. Построить полноценные военные базы. Создать нормальные военные городки. Американцы для своих миротворцев в полевых условиях в чужих странах создают базы, где военные полностью обеспечены всем необходимым и чувствуют себя полноценными людьми. А мы на своей территории этого сделать не в состоянии. И объясняем это войной – хотя никто войну не объявлял и военное положение никто не вводил.

И точно так же мы говорим о мире, а никто не понимает, как этого мира достичь.

– Немножко, возможно, неожиданный вопрос. Сейчас часто можно услышать утверждение, что действующая украинская власть является пророссийской. Некоторые даже считают, что отдельные люди из окружения главы государства являются российскими агентами. Каково ваше мнение по этому поводу?

– Чтобы подтверждать или отрицать подобную информацию, нужно иметь веские доказательства. У меня их нет. Но меня, например, несколько обеспокоило упрямство, с которым представители пропрезидентской силы пытались затормозить в Верховной Раде создание временной следственной комиссии по расследованию ситуации с "вагнеровцами". Очень много сил было потрачено просто на то, чтобы зарегистрировать соответствующий проект. И комиссия, кстати, так и не создана: вопрос еще не внесен в повестку дня.

У меня появляются определенные сомнения, что все лица, от которых зависит национальная оборона и безопасность Украины, достаточно четко и твердо стоят на государственных позициях. Причем, эти сомнения имеют достаточно оснований. Приведу несколько примеров.

Недавно президент подписал закон о разведке, который получил положительные отзывы от наших европейских партнеров. Так вот, мало кто знает, но лично я полгода боролся за то, чтобы в этом тогда еще законопроекте содержалась норма, согласно которой сотрудником разведывательной службы не может быть человек, близкие родственники которого являются гражданами государства-оккупанта. Будете смеяться, но в течение шести месяцев представители всех структур, так или иначе связанных с разработкой и поддержкой этого закона, убеждали, что этого нельзя делать, что это неправильно, что не будет работать...

– Потому что тогда сразу условно и Баканова надо увольнять, хотя он и не в разведке, потому что его жена имеет российский паспорт...

– СБУ не является разведорганом, но реакцию господина Баканова я помню, и она показательна. Так вот, представители спецслужб, разведорганов, различных госструктур долго и настойчиво меня убеждали, что такое требование – это неправильно.

– Почему? Какие аргументы?

– Аргументы приводились разные. Например, что это даже полезно, потому что человек, который имеет российское гражданство, сможет лучше легендироваться. Говорили, что это ограничивает права людей. Что мы ставим под сомнение квалификацию и добропорядочность человека, который может быть патриотом Украины и высококлассным специалистом... Целый ряд причин. Но ключевой причиной является неофициальная, которую могу назвать: у большого количества чиновников – и не только в разведывательных структурах – куча родственников имеют российские паспорта. И они не видят в этом ничего страшного или странного на седьмом году войны.

– Можете назвать примеры? Конкретные фамилии?

– Нет. Потому что официально такую информацию получить невозможно. Но то, что носителей российских паспортов среди членов семей госслужащих немало – секрет Полишинеля.

Другой пример совсем свежий. В комитет поступил проект закона "О внесении изменений в Таможенный кодекс по упрощению ввоза составляющих для продукции оборонного назначения". Этот законопроект должен был поступить еще в начале года. Потому что еще 18 февраля было решение Совета национальной безопасности, которое затем было введено в действие указом президента 59/20. Это очень важный для сферы безопасности и обороны документ, который отчасти и породил те конфликты, которые сейчас существуют между "Укроборонпромом" и новым Министерством по вопросам стратегических отраслей промышленности.

Так вот, в указе, помимо прочего, было указано, что Кабмин должен позаботиться об упрощении ввоза в Украину товаров и составляющих, необходимых для оборонной промышленности. И соответствующий правительственный законопроект появился только сейчас.

Так вот, соответственно к этому законопроекту продукция для отечественной оборонки может ввозиться (цитирую) "с территории государства-оккупанта (агрессора) или с оккупированной территории Украины..." Кабинет министров нам предлагает торговлю чувствительной продукцией с оккупированными территориями. Даже с государством-агрессором, что само по себе должно было быть странным, если бы не было обыденным. Да, мы торгуем с оккупантом, у Украины с РФ большой товарооборот. Но здесь нам предлагают продукцию для оборонной промышленности завозить с оккупированных территорий!

Можно углубиться в конспирологические истории и искать российских агентов в органах госвласти. А можно просто посмотреть новости за последние полгода. Вы найдете очень много маркеров изменения отношения к России.

Печально известный тезис "Какая разница?" не умер. Он пустил корни.

А если "какая разница?", так давайте укреплять обороноспособность, завозя продукцию с оккупированных территорий. Давайте откроем полный доступ к гостайне людям, связанным с Россией семейными и/или бизнес-связями. Ведь "какая разница?"...

Я могу очень много таких примеров приводить. Но, думаю, вы и сами их знаете. Просто я привел те два, о которых мало кому известно, но с которыми я столкнулся лично.

Когда война не названа по имени, не осознана как страшная беда и большая проблема, трудно почувствовать разницу между кажущейся победой и полной капитуляцией.

Продолжение следует.