УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС

Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…

Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…

В числе бывших членов правительства Юлии Тимошенко, пребывающих ныне в СИЗО, до недавнего времени значился и экс-заместитель главы Минюста Евгений Корнийчук.

Видео дня

Он заметно похудел. А еще…Кажется, мгновенно опустившись с вершины на самое дно цивилизации, пересмотрел порядок размещения некоторых пунктиков в списке жизненных приоритетов и ценностей. Ирония судьбы: на посту заместителя министра юстиции Евгений Корнийчук курировал пенитенциарное направление. Об условиях пребывания в следственном изоляторе говорит неохотно. Как, впрочем, и о вероятной причастности к собственному освобождению высокопоставленного тестя – Василия Онопенко. Глава ВСУ, напомним, за день до выхода Евгения Корнийчука из СИЗО посетил кабинет №1 в главном здании на Банковой.

Ключевое задание, которое ставит перед собой сегодняшний собеседник «Обозревателя» – доказать, что уголовное дело в его отношении – мыльный пузырь, который непременно лопнет во время судебных слушаний.

- Евгений Владимирович, начнем с последней, касающейся вас непосредственно новости. Речь идет об отказе Печерского райсуда Киева в удовлетворении всех ваших ходатайств, в частности - отказе закрыть уголовное дело и изменить меру пресечения. Вы верите в то, что в Украине существует Фемида с закрытыми глазами?

- Красивой традицией в моем деле стало то, что все мои ходатайства и ходатайства моего адвоката, к сожалению, отметаются. Однако я, несмотря на все, что произошло за последнее время и происходило ранее, остаюсь оптимистом. Но, признаюсь, что оставаться оптимистом мне все сложнее и сложнее. Тем не менее, верю, что мне удастся достучаться к Фемиде, поскольку у меня для этого есть абсолютно понятные основания. Да, мы подавали ходатайство о закрытии уголовного дела, поскольку раньше по этому делу уже выносилось решение суда. В том числе Печерского. И решение вступило в законную силу. Однако нам отказали. Впрочем, я считаю, что в определенной степени отказом в закрытии дела мне сделали подарок, потому что сейчас у нас есть возможность рассказать всей стране о том, как прекрасно работают следователи в нашей прокуратуре.

Зачем надо было создавать группу, состоящую их 10 следователей по особо важным делам Генпрокуратуры, для того (с иронией – Авт.), чтобы расследовать такое сложное дело? В общем, несмотря на то, что суд отказывает в удовлетворении моих ходатайств, я благодарен ему, потому что у меня появляется еще больше уверенности в том, что у нас будет абсолютно победная ситуация в конечном результате. К сожалению, я не могу рассказать обо всех наших с адвокатами «домашних заготовках», дабы не раскрывать карты перед игрой. Могу сказать лишь следующее: никакого дела, никакого около дела, никакого возможного дела в «деле Корнийчука» не существует. И я благодарен суду за то, что он предоставляет возможность доказать это.

- Давайте проясним. Вас обвиняют в злоупотреблении служебным положением при госзкакупках. Речь идет о разрешении на проведение госзакупок по процедуре тендера с одним участником - компанией «Magisters» (связанной с вами) к юридическому обслуживанию в 2009 году НАК «Нафтогаз Украины». Правильно?

- Да, это главное и единственное. Суть состояла в том, что Корнийчук, якобы превысил служебные полномочия тем, что выдал письмо, которым ограничил возможности государственной компании «Нафтогаз» касательно государственных закупок. Была привлечена юридическая фирма, а могла была быть более дешевая юридическая фирма. Вокруг этого все и крутится. Преступление, так как оно сформулировано в Уголовном кодексе, предусматривает существенный выход за рамки служебных полномочий, личную заинтересованность должностного лица, мотив и вред. Ни одна из этих позиций на сегодняшний день не доведена прокуратурой.

Все они - под огромным вопросительным знаком. Мое задание – сделать так, чтобы для старшеклассника стало понятно: в моей ситуации не было ни существенного превышения полномочий, ни мотива, ни, безусловно, нанесенного вреда. Напомню, в 2009-м был обыск в моем офисе. Вскоре суд по этому делу уже вынес решение и сказал, что нет состава преступления. Это тоже дело, ничего нового в нем нет. То есть нынешнее дело является повторением.

- Если загораются звезды, значит это кому-то нужно. Если «на бис» возбуждается уголовное дело, по которому уже есть решение суда, значит это тоже кому-то нужно. Кому?

- Я не могу ответить на этот вопрос, потому что мне самому далеко не все понятно. Кроме того, могу назвать не тех или не всех людей, так что остальные могут обидеться.

- Сколько времени вам понадобится для того, чтобы показать старшеклассникам, как у нас в стране проводится следствие и вершится правосудие?

- Не о правосудии речь, а о следствии. Фемида, как вы правильно отметили, слепая.

- Я не говорила, что она таковой есть, а лишь констатировала, что должна быть.

- Принимается (улыбается). Так вот, Фемида, которая априори должна быть слепой, должна исследовать все факты уголовного дела. Тем более, что прокурор и сейчас продолжает настаивать на том, что дело относится к категории особо сложных. Если посмотреть на материалы экспертиз, то они тоже были особо сложными . Там целых две экспертизы – правовая и экономико-правовая. Обе - базируются на предположениях.

Сколько будет длиться судебный процесс? Сложно сказать, поскольку неизвестно, какими будут перерывы между судебными заседаниями. Если дело будет слушаться каждую неделю, я допускаю, что через 2-3 месяца будет поставлена точка. Но ведь могут объявляться и большие перерывы. Задача Прокуратуры сегодня обосновать необходимость моего задержания и то количество людей, котрое было задействовано в следствии. Кстати, состав следственной группы менялся.

- Почему менялся, вам известно?

- Уставали, очевидно, дело ведь особо сложное. И, кстати, почему-то руководитель следственной группы отказался от меня и сказал, что я ему угрожал. Понимаю, что вам сложно представить себя в моей ситуации, но все же. Так вот представьте. Выводят вас из клетки, на руках – наручники, за спиной - три сотрудника спецслужб в масках. С оружием, естественно. Перед вами сидит следователь. Возможно ли в этой ситуации угрожать ему? Давайте посмеемся вместе…

Почему меня задержали? Сказали, что посредством давления на свидетелей, я могу повлиять на ход следствия. Прокуратура допросила около 50-ти человек. Это сотрудники «Нафтогаза», юридических фирм, которые обслуживали НАК, Минэкономики, Минюста. Большинство показаний свидетельствуют о том, что я все сделал правильно. Я лично не видел ни одного человека, который говорил бы, что Корнийчук совершил преступление. Вероятно есть люди, которые говорят то, что хочет услышать прокуратура. Однако, на мой взгляд, к составу преступления, которое мне инкриминируется, это не имеет никакого отношения. Сейчас что они сделали?

По определенным критериям выбрали «красивых» свидетелей и вызвали их в суд. Мы посмотрели материалы и сказали прокуратуре: «Нам нравятся свидетели, которых вы опрашивали, но вы почему-то не пригласили их на суд. Мы просим, чтобы суд пригласил ваших свидетелей, к которым у нас есть вопросы». И на последнем заседании меня очень удивило, что прокурор сказал: «Нет, мы – против». Действительно, для чего вызывать свидетелей? Не надо вызывать свидетелей (смеется). Нет, ну нормальная ситуация: держали меня в тюрьме 2 месяца, вызывали, кого хотели на допрос, обкатывали разные технологии на мне, а теперь против, чтобы я в суд вызвал их же свидетелей.

Я ведь новых не придумал. Новых на сегодняшний момент есть двое. Это иностранные эксперты, которые могут предоставить более детальную информацию о порядке представительства государства в арбитражах. Других свидетелей мы не брали, нас устраивают те, кого допросила прокуратура. И мы будем постепенно, шаг за шагом изучать доказательства, анализировать их, допрашивать свидетелей, допрашивать Корнийчука. У нас ведь соревновательный процесс, правильно? Процесс публичный. Они этот процесс хотели, они его получат. После двух месяцев пребывания в тюрьме, я просто-напросто хочу доказать, чем у нас на самом деле занимаются «особо важные» следователи по особо важным делам.

- Ваш арест стал для вас неожиданностью или вы знали о том, что вас могут «закрыть»? Расскажите, как развивались события в день вашего ареста (22 декабря), который стал первым днем жизни вашей дочери.

- Приблизительно за неделю до того, как меня вызвали в прокуратуру, я узнал о том, что в отношении меня открыто уголовное дело. Кстати - единственное отличие закрытого судом криминального дела 2009 года и нынешним делом - это то, что прошлое дело было фактовым. Сейчас же дело возбуждено против Корнийчука, как физического лица. Но факты не изменились, они остались прежними. И им дал оценку и Печерский суд, и апелляционный, и Верховный. И ни один из трех судов на тот момент не сказал, что по этим фактам кто-то что-то совершил. Вернусь к вопросу. Когда я узнал, что дело опять возбудили, то, признаюсь, не придал этому особого значения.

- Почему?

- Во-первых, я знал, что решение суда вступило в законную силу, а согласно Конституции, нельзя судить человека дважды за одно и то же преступление. Я, к слову, взял с собой в прокуратуру решение суда. В нем черным по белому написано о закрытии дела в виду отсутствия состава преступления.

Во-вторых, я - довольно публичный человек. Так случилось, что я дважды избирался в Верховную Раду, был заместителем министра юстиции. До этого довольно долго работал на дипломатической службе. Словом, все знают, что я постоянно живу в Киеве, что у меня нет собственности за границей, что я не являюсь гражданином другого государства. Это миллион раз проверялось, поскольку у меня был доступ к государственной тайне. Меня, как и всех в этой ситуации, проверяли до третьего-четвертого колена. Если у прокуратуры есть вопросы – задавайте, пожалуйста, я на месте.

Поскольку я знал, что дело возбуждено, звонку следователя не особо удивился. Он попросил приехать. Я, согласившись, сказал: «Только давайте не завтра, поскольку я точно знаю, что завтра у меня должен родиться ребенок. Супруга перешла срок беременности и врачи сказали, что завтра точно это состоится». Он говорит: «Вот после того, как состоится и приезжайте». Это наш третий с женой ребенок. Мы ждали доченьку, доченька родилась…

Сразу после роддома я и приехал в прокуратуру. Понял, что что-то не так, когда следователь не поздоровался со мной. Говорю: «Вы мне праздник не испортите! У меня родилась дочь, я присутствовал при этом». Он на меня так посмотрел, что я окончательно убедился: что что-то таки не то. Два часа я рассказывал анекдоты следователю, потому что мой адвокат (Игорь Фомин – это мой приятель, которого я не воспринимаю как адвоката, как и он меня как клиента), на верхнем этаже в это время работал по делу Луценко. Пришел Игорь и фактически через 10 минут мы поняли, что никуда уже не едем… А у меня были большие планы по празднованию рождения доченьки. Думал друзей собрать, отпраздновать.

- А следователь решил доказать обратное и в итоге - доказал.

- Точно…. Следователь постоянно куда-то убегал – прибегал. Я так думаю, он получал поручения. Хотя он ведь процесуально независимая фигура, так что вполне возможно, ходил мыть руки. В общем, не знаю, что он там делал, но буквально через 10 минут появились ребята в масках, мне надели наручники, и следователь при мне подписал постановление о моем задержании. На этом наш смех и радость закончились…

На Подоле есть изолятор временного содержания, куда меня и отвезли. Там находятся люди, в отношении которых не вынесено решение об аресте. С этого момента я был полностью отрезан от общения. И приблизительно на четвертый день у меня был шок, потому что до этого я продолжал воспринимать ситуацию, как чью-то злую шутку. Думал, через день – два ситуация изменится. Возможно, в суде. Но пришла ко мне Карпачова Нина Ивановна. Рассказала о том, что доченька в реанимации. И вот тут мне стало уже совсем невесело…. Я очень благодарен Нине Ивановне. Это, кстати, первый человек, к которому я пошел после освобождения. Купил цветы, приехал и искренне поблагодарил.

- Немало ваших вчерашних коллег по правительству находятся ныне либо в СИЗО, либо в бегах, либо ходят в Генпрокуратуру как на работу. Уголовное дело в вашем отношении, по вашим словам, яйца выеденного не стоит. А как насчет ваших коллег, там тоже все надумано или все-таки…?

- Я не могу дать профессиональный ответ на этот вопрос, поскольку у каждого свое дело и обвинения отличаются. Оценку можно давать, глубоко зная материалы дела. Как-то шутили с Игорем Фоминым о том, что, когда мне удастся получить оправдательный приговор (а значит оставить за собой адвокатское свидетельство), возможно, присоединюсь к группе защиты Луценко или кого-либо другого в качестве адвоката. Вот тогда я и буду глубоко владеть ситуацией. А что касается тех фактов, которые мне известны…

По Филипчуку, например, меня вызывали в качестве свидетеля. Это происходило, когда я уже пребывал в следственном изоляторе. Я не вижу там состава преступления. Не превышал он своих полномочий. Принимая решение о прекращении лицензии «прославленного» иностранного инвестора (речь идет о «Венко» Прикерченская. – Авт.) он, с тем, чтобы защитить себя, решил запросить мнение иностранных экспертов. В полученной экспертизе было сказано, что права государства были нарушены во время подписания контракта и он, как министр имеет право прекратить действие лицензии. Он хотел себя защитить и как министр поинтересовался мнением юристов – украинских и иностранных. Однако, как видим, это не помогло. Также знаю, что у Диденко ситуация похожая на мою. По тем обвинениям, которые ему сейчас предъявляют, есть решения судов о том, что там нет состава преступления.

- А что можете сказать о мерах пресечения в отношении бывших членов Кабмина?

- Абсолютно уверенно могу утверждать, что никто из этих фигурантов не заслуживает того, чтобы пребывать в следственном изоляторе. Применение меры присечения в виде лишения свободы и содержания в СИЗО – это исключительная мера. Об этом, собственно, говорится и в европейских Конвенциях, к которым Украина присоединилась, и в заявлениях правозащитных общественных организаций и об этом публично завлял Президент. Содержать человека в следственном изоляторе необходимо тогда, когда он публично опасен. Например, если он совершил уголовное преступление, связанное с убийством, изнасилованием и т.п. Остальное?

У нас есть масса других мер присечения. Однако они почти не используются в судах. Какие меры? Это залог, взятие на поруки. В Российской Федерации, например, действует такая норма, которой у нас нет. Речь идет о домашнем аресте. Человек ограничен в передвижении, однако во всяком случае, находится с семьей. Права человека, вина которого не доведена в суде, должны быть минимально ограничены. Настолько, насколько это не препятствует правосудию или следствию устанавливать факты преступления.

- Вы ранее вспомнили Нину Карпачеву. А ваши коллеги из БЮТ вас поддерживали, чувствовали, что вы не один?

- Чувствовал. И на поруки предлагали взять, и залог внести. Помню, как следователь жеманничал. 10 или 15 человек из числа народных депутатов подписали касательно меня ходатайство, чтобы взять на поруки. А следователь хихикает и говорит: «Ну и что, за Филипчука 40 подписей». Но тут же не о количестве автографов речь! Если надо было бы, и 200 подписали бы, однако в законе такой нормы нет.

- Об условиях пребывания в СИЗО вы не хотите говорить. Расскажите хотя бы об отношении к вам персонала. В Минюсте вы курировали Департамент исполнения наказаний. Видение ситуации изменилось после того, как вам пришлось побывать в СИЗО не в качестве высокого гостя из Кабмина, а в качестве «постояльца»?

- Раньше я оценивал свою работу, как замминистра – куратора реформы пеницитарной системы лучше. Почему? Потому что мы работали очень напряженно и многое успели сделать. В первую очередь мы меняли то, что можно менять посредством постановлений правительства. Это и снятие ограничений на передачи от родных осужденных и задержанных, и возможности свиданий, в том числе долгосрочных. Мы также разрешили заключенным разводиться. Однако большинство изменений касались законов. А законы – это голосование в Верховной Раде.

Мне известно, что наработки, сделанные нами в Минюсте в 2008 – 2009 годах до сих пор, к сожалению, не рассмотрены в парламенте. В этом контексте вспоминаю слова Нельсона Манделы, проведшего полжизни в тюрьме. Он говорил, что уровень демократии в государстве определяется его отношением к заключенным. Что мы делали неправильно? Что бы я изменил, если бы имел возможность вернуть время вспять? Думаю, не стоило менять закон за законом, надо было полностью поменять систему. У нас система действует по законодательству 1937 года! Когда я в рамках своих служебных полномочий приходил в следственный изолятор на Лукьяновке, конечно же, меня не водили «везде и всюду». Я говорил: «Покажите мне условия содержания тех, кто осужден пожизненно, покажите общие условия. Расскажите, что нужно изменить в первую очередь». И мы шли, смотрели. Вполне вероятно, что мне тогда показывали наилучшие камеры. А нам нужно было сделать одно - взять, например, немецкое законодательство, перевести и адаптировать.

- Почему немецкое?

- За 20 лет немцы нам больше всех помогали именно в этой области права. И я бы советовал нынешнему правительству то, о чем сказал ранее: взять, например, немецкое законодательство, перевести и адаптировать. Система не ждет, поскольку люди пребывают в этих условиях каждый день. А пребывание в этих условиях – пытка, потому что условия такие. Потому что, такие суммы выделяются на содержание осужденных. Не помню точной статистики, но где-то 3-4 грн в день выделялось на содержание одного осужденного. Попробуйте, прокормите его за эти деньги. Возможно, сейчас ситуация изменилась. Возможно, 10 грн выделяют. Но все равно, это неадекватные ситуации вещи.

И потом. Если в Европе на каждого осужденного 3-4 работника персонала, то у нас все с точностью до наоборот: на 3-4 осужденных – один работник персонала.

А отношение ко мне лично? Относились ко мне абсолютно нормально. Но я пребывал в таких условиях…в каких пришлось пребывать. Мне особенно «повезло». Посчитали, что я бывший руководитель правоохранительных органов (хотя, какой я руководитель, я - гражданское лицо) и меня, как и Луценко, содержали в режиме максимальной безопасности.

- Разъясните, что значит - в режиме максимальной безопасности?

- Это режим, применяемый к пожизненно осужденным. Это камеры на 2-3 человека. У охранника, например, нет ключа не только от камеры, но и от окошка. На прогулку тебя выводят в сопровождении немецкой овчарки. В глаза ей лучше не смотреть… Мне кажется, овчарок перед прогулкой не кормят. В общем, максимальная безопасность – это максимальная безопасность, в условиях которой до сих пор пребывает Юрий Луценко. То ли нас хотели от кого-то обезопасить, то ли от нас....Знаете, я как ребенок радовался, когда, выходя из СИЗО руководство прислушалось к моей просьбе и холодильник, который мне передали родственники, передали в камеру Луценко. Однако общаться с ним мы не могли. Только книгами обменивались библиотечными.

- Вопрос, который несколько выпадает из контекста нашей беседы, но, тем не менее, является ныне актуальным. Сейчас активизировалась парламентская ВСК, которая расследует обстоятельства подписания газовых соглашений между НАК «Нафтогаз Украины» и «Газпромом» касательно «наличия признаков государственной измены в сфере экономической безопасности Украины. Вы, как известно, были членом наблюдательного совета НАК «Нафтогаз Украины», поэтому тема вам наверняка известна. Прокомментируйте.

- Да, я был членом наблюдательного совета «Нафтогаза» довольно длительный период. Что могу сказать? «Нафтогаз» не является обычным хозяйственным субъектом. Он был создан путем реорганизации государственного комитета. Однако в большей мере «Нафтогаз» так и остался государственным комитетом, несмотря на то, что назвали его государственной акционерной компанией. И любые действия «Нафтогаза» в большей мере можно считать политическими. Исходя из этого, в принципе, любые коммерческие действия можно трактовать как политические. Какой ущерб нанесен? Это не мне решать в данной конкретной ситуации. Возможно, вы помните, я, как небольшой сторонник сближения с нашим северным соседом в свое время на 2 года был лишен права на въезд в РФ. Вполне вероятно, что от некоторых вещей меня это спасло.

- От поездки в Россию в день подписания «газовых» договоров?

- Да (смеется). Кстати, премьер-министр позвонила мне в 2 часа ночи и спрашивает: «Ты где? Первым самолетом немедленно в Москву!». Отвечаю: «Не могу, я персона нон грата».

- Разделяете ли вы мнение Юлии Тимошенко о том, что сегодня в Украине имеют место политические репрессии?

- Я стараюсь разграничивать свою деятельность как юриста и как политика (а в данном случае – обвиняемого). Мне легче себя представлять в суде, если не говорить о политических мотивах. Иначе, мне тогда надо «сдаться в плен». Если я начну думать и говорить о политических мотивах, мне тогда стоит написать самому себе приговор, а затем пойти в Печерский суд и поставить печатку на этом вердикте. Каждый раз, когда мне отказывают в моем очередном ходатайстве, у меня возникает все большее желание говорить об этом. Но я останавливаю себя, потому что понимаю: легче работать по делу в качестве защитника самого себя, когда я не верю в политические репрессии. Я работаю как адвокат и доказываю свою невиновность. Все. Точка. Тем более что криками о политических репрессиях в моем отношении, я ничего в суде не добьюсь.

- За последний год команда БЮТ очень посыпалась. Вы являетесь лидером УСДП, которая также входит в одноименный блок Юлии Тимошенко. Что-то в «блоковом» сотрудничестве изменилось?

- Мы всегда входили в БЮТ как Социал-демократическая партия, имеющая свои взгляды и идеологическое наполнение. Очень долго нас «Батькивщина» тянула в Европейскую Народную Партию, однако мы все равно шли в Социнтерн, будучи участниками Блока. А это ведь – абсолютно разные политические направления. На местных выборах 31 октября 2010 мы вынуждены были идти самостоятельно. И, кстати говоря, получили неплохой результат. Учитывая, что для УСДП это был фактически первый опыт, около 500 депутатов местных и облсоветов в 20-ти областях Украины – это не так уж и мало. И это приблизительно такое же количество, какое мы с «Батькивщиной» получили вместе в Блоке на прошлых выборах в 2006-м.

У нас есть расхождения, касающиеся определенных направлений политической деятельности. Мы этого не скрываем. Вместе с тем мы работаем в оппозиции. Мы, безусловно, продолжаем работать с нашими депутатами в местных советах и депутатами ВР именно на оппозиционной риторике. Другой вопрос: куда мы идем, как мы идем, насколько принимаемые ныне законы являются социальными? Для нас, как для социал-демократов это приоритет.

- Подождите, но ведь вы не только юрист, но и лидер политической силы.

- Я этого и не отрицаю. Но признаюсь откровенно: на сегодняшний день я как раненный солдат (улыбается). Мне надо немножко отлежаться в госпитале, а затем я встану, возьму флаг и буду бежать, высоко подняв его над собой. Надеюсь, мы получим неплохой результат и на следующих парламентских выборах. Возможно, рано об этом сегодня говорить, но работать над этим необходимо уже сегодня. И сегодня меня, например, очень волнует подготовка нового закона о парламентских выборах.

- Сам факт системы 50x50?

- Нет, формула «50x50» - это неплохо. Плохо то, в какой кулуарной атмосфере проходит подготовка. Я боюсь, чтобы те, не совсем прозрачные технологии, которые применялись в ходе последних местных выборов, не применялись и на парламентских. И я буду настаивать на том, чтобы народных депутатов, являющихся членами УСДП, привлекали к подготовке этого законопроекта. Я сам, как юрист, готов работать над тем, чтобы этот законопроект был максимально прозрачным. Еще раз подчеркну, я не вижу проблемы в формуле 50x50. Проблема в непрозрачности, под прикрытием которой в парламент попали водители, секретари, охранники.

Мажоритарка даст людям возможность знать, с кого спрашивать. Именно так и должен стоять вопрос, поскольку люди сегодня находятся на грани выживания. Процент денег, которые украинцы из своих зарплат тратят на продукты питания, намного выше, чем во всех европейских странах, без исключения. Вот такие вопросы интересуют нас, как социал-демократов. Возьмем учителей. Получили они 20%-ную надбавку. Но ведь это произошло не через закон! Это – фактически разовая подачка. Что такое надбавка? Сегодня Кабмин ее принял, завтра денег нет – отменил. Примите закон.

А за учителями, я уверен, нужно помочь самоорганизоваться медикам. Затем – сотрудникам коммунальной сферы, бюджетникам. С тем, чтобы стать врачом, нужно 6-7 лет отучиться в нашей системе. Отучиться для того, чтобы что? Чтобы получать на входе ставку, на которую невозможно выжить? Система толкает на то, чтобы учитель, врач брал взятки. Достойная зарплата – это, безусловно, один из главных принципов социал-демократии.

- С учетом возвращения к Конституции образца 1996 года, какое значение, на ваш взгляд, будут иметь парламентские выборы – 2012 и смогут ли они существенно изменить цвет парламентско-партийной карты?

- Если выборы будут смешанными, возможность увеличения партийных флагов в парламенте существенно уменьшается. Важно, чтобы вообще не выхолостилась партийная идеология. Я слышал о призывах, которые сводятся к тому, чтобы позволить мажоритарщикам быть не выдвиженцами от партий, а идти самим и…

- Покупать оптом гречку.

- Именно! Однако в таком случае мы никогда не построим идеологическое государство. Каждый из представителей парламента, кроме гречки, должен нести в себе какую-то идеологию. Если ее выхолащивать, тогда, да, действительно, необходимо принимать закон, которым разрешать кандидатам в депутаты самовыдвигаться.

В рамках президентской республики, безусловно, парламент существенно теряет свой вес и влияние на ситуацию. Будет ли очередная попытка возврата к другой модели? Сложно сказать, однако мы ведь помним, что предыдущая попытка происходила под колоссальным давлением исполнительной власти, и инициирована была президентом Кучмой. И при всей силе давления, изменения принимались с большим скрипом. Поэтому о быстром изменении модели говорить не приходится. А какими будут полномочия парламента, насколько он будет легко руководимым в системе президентской республики? Все зависит от состава Верховной Рады. И за этот состав необходимо бороться.

- Вы будете бороться?

- Безусловно. Признаюсь, что сейчас только вхожу потихоньку в партийную работу, поскольку много времени забирают суды. Однако я понимаю: время не остановить и это время сейчас необходимо использовать максимально эффективно. С тем, чтобы найти правильных партнеров, привлечь новых коллег и двигаться вперед. Другого маршрута у нас нет.

Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…
Корнийчук: на четвертый день у меня был шок…