Просил боевиков только об одном – бывший пленный "ЛНР" из России
Наш первый разговор с бывшим узником "ЛНР", а ныне главой "Украинской ассоциации пленных" Анатолием Поляковым получился из разряда неприятных. Его страшно разозлила моя статья о пленных, а я воспринял в штыки его критику.
К счастью, вскоре эмоции поутихли и мы смогли перейти к конструктивному диалогу, а позже и договориться об интервью. Что из этого получилось - читайте на "Обозревателе".
Когда мы уселись за стол одного из столичных кафе, первым слово взял Анатолий.
- Многим командирам легче написать, что человек самовольно оставил часть, а не был захвачен в плен. А как все происходило на самом деле, никто не знает.
- Приведете примеры такой несправедливости?
- Знаю об одном боевом офицере, который командовал подразделением под Дебальцево. И вот однажды они попали в окружение. В итоге офицер решился выйти на позиции сепаратистов и сдаться, переключив на себя все внимание, а ребята получили возможность выйти из окружения.
Читайте: Масштабный обмен пленными: в "ЛНР" сделали резонансное заявление
Второй случай был с ребятами из Чернигова. Когда я сидел в комендатуре Луганска, то они находились со мной. Одного из них выкрали, а второго забрали, когда он рыбачил. Никто из них не сдавался и не переходил на сторону противника.
Я считаю, что это героические истории, но у нас не принято об этом говорить и писать. Мне кажется, что в головах до сих пор существует "совковое" мышление: если человек попал в плен - значит он предатель. Это в корне неправильно.
- Вы считаете, что с этой группой пленных "ЛНР", о которых я писал в статье, случилось то же самое? Потому что в штабе АТО четверых из них прямо назвали дезертирами.
- Наверное, смотрели видео? Видели, как они идут с опущенными головами? Это следствие дрессировки. Прежде чем попасть в СИЗО или в то место, где они сейчас находятся, им предстояло пройти через определенную процедуру пыток, издевательств и всего остального. Эти подвалы - настоящий круг ада. Там тебя ломают, дрессируют, как собачку. Чуть что не так - сразу получаешь прикладом по голове.
Если говорить о моем собственном опыте, то первый месяц был очень сложным. Все это время я сидел прикованным к трубе с мешком на голове. Ну иногда еще прикладом получал. Один раз в сутки выводили вечером в туалет и раз кормили. Поднимали мешок до сюда (показывает на рот. - Ред.), давали немного поесть и снова сидишь. На ночь снимали пластиковые наручники, я по трубе спускался и как-то спал. Еще не раз имитировали расстрел и т.д.
Психологически все это очень тяжело. Ты находишься за гранью, уже смирился со смертью, и для тебя это уже кажется избавлением. Единственное, о чем я просил - чтобы не издевались над моим телом, а передали супруге.
- Что террористы отвечали на вашу просьбы?
- Я только получал лишний раз по голове. Говорили еще: "Мы же люди, а не звери. Зачем ты нам нужен? Мы тебя спокойно расстреляем и все". У них ведь тоже есть своя информационная пропаганда. Я уверен, что они показали статью на "Обозревателе" людям, которые находятся в плену. Чтобы показать, что якобы Украине они не нужны, что их здесь считают предателями.
А для каждого человека главное выжить и вернуться к семье. Поэтому практически 99% выступают по ТВ и пишут какие-то расписки. Я не выступал, потому что у меня первый месяц был очень жесткий. Если бы они сначала начали на меня давить психологически, то я бы наверняка тоже выступил бы по телевизору и что-то сказал.
Читайте: Домой вернутся не все: появились новые детали большого обмена пленными
Так уж получилось, что я смирился со смертью. Так что ни о каких речах по телевизору речи идти не могло. Тоже самое касается и признания своей вины, когда они обвинили меня в диверсионной деятельности и шпионаже. Хотя в итоге это сильно отразилось на условиях моего содержания...
- Стало намного хуже?
- Да. Поэтому, когда человек находится там, то ему все-таки важно знать, что Украина его помнит, и никто не будет сажать его в подвал. Он - украинский гражданин, и главная задача общества - вернуть его сюда. Даже если он попал в плен по пьяни, то, я считаю, что он был уже достаточно наказан за это.
- А если действительно дезертир?
- Я не встречал настоящих дезертиров, но даже если так - он в любом случае гражданин Украины. Его нужно возвращать.
Есть еще такой момент, как родители и семья. Они ведь видят, если в Украине кто-то не так реагирует на их пленных родственников. А на той стороне ведут себя очень ласково и нежно: "Приезжайте и мы вам все покажем. Можем даже встречу организовать". Это все снимают на видео и в определенный момент запускают в сеть. Понятно, что это работа не луганских пропагандистов, а российских, которые умеют действовать очень мощно.
- Я вам как-то скидывал видео с моментом пленения нашего бойца, где террористы вели себя поразительно ласково.
- Это чисто информационный пропагандистский трюк. Я знаю очень многих ребят с отрубленными пальцами, переломанными руками и ногами, без ушей. И все эти бывшие пленные находятся в нашем обществе, они совершенно не адаптированы. На самом деле никто не занимается их проблемой. То есть в день, когда их освобождают, все политики звонят их родителям, проявляют заботу, но проходит от силы месяц и об этих людях забывают.
- У вас так было?
- Так оно есть. А главные посттравматические ситуации начинаются даже не после освобождения. Проходит два-три месяца, полгода, а потом тебя так накрывает: ты будто бы находишься в параллельном мире.
Ведь после освобождения проблемы дома только начинаются. Представьте, что мужчина находился долгое время в изоляции. Все это время его жена и вся семья справлялись сами. Ты возвращаешься и не можешь их обеспечить!
Вот тут возникает определенный комплекс мужской неполноценности, и эти моменты нужно учитывать. Поэтому мы сейчас и создали "Украинскую ассоциацию пленных", чтобы помогать таким людям.
- Как именно вы планирует помогать?
- Во-первых, это защита наших прав и интересов. Во-вторых, нужно определить статус пленного на законодательном уровне. Уже есть проект закона, который в четверг (разговор состоялся 5 декабря. - Ред.) должны зарегистрировать в Верховной Раде, где у нас уже есть хорошая поддержка.
Я считаю, что на сегодняшний день этот проект еще не совершенен, его будет нужно дорабатывать, но лучше так, чем никак. После возвращения из плена каждый человек должен получать гарантированный пакет социальной, правовой и психологической помощи. И это должно быть не разовой акцией, а постоянно. Бывшие пленные должны знать, что их здесь никто не будет судить и ставить на них клеймо предателя.
Читайте: "Отрезали язык и не только": выкупленная у "ДНР" украинка рассказала об ужасах плена
И еще один важный момент - это гражданские заложники. Официально их у нас на сегодняшний день около 1600 человек. Но я думаю, что на самом деле их гораздо больше.
- Сколько их?
- Пять, а может и десять тысяч. Как правило это волонтеры, капелланы, украинские патриоты, члены нашей агентурной сети, которая работает на Донбассе. Они ведь не попадают ни под какое законодательство, а им нужно гарантировать хоть какой-то необходимый минимум, денежные выплаты, которые бы помогли им встать на ноги.
Наша ассоциация берет на себя функции общественных объединений, которые якобы защищают наши права. Мы сами будем заботиться о себе, решать свои проблемы.
- Давайте немножко поговорим о вас. В России вы занимались бизнесом, были состоятельным человеком. Как так получилось, что попали в политику?
- Это все произошло достаточно случайно. Вообще, когда я где-то выступаю, то сразу же говорю, что давно уже не российский оппозиционер. Просто...(задумвается) у меня был сложный процесс освобождения.
В последний момент все решилось на одной из встреч в Минске, где меня включили в списки. Кстати, я был единственным россиянином, который вышел по обмену. До последнего момента все было не ясно. Противоположная сторона заявляла, что меня не будут отдавать Украине, потому что я россиянин. Потом меня вывезли на территорию России, привели в относительный порядок и провели профилактическую беседу.
- Что вам говорили? Пугали?
- Вначале говорили, что россияне к этому не причастны, а в Луганске свои порядки. Мои собеседники постоянно менялись - добрые сменяли злых. Во-вторых, пугали. Говорили, что мне очень повезло, и я представляю угрозу национальной безопасности России, а я, знаешь, сижу такой дохлый и думаю: "Какая из меня может быть угроза национальной безопасности?".
- У вас было очень плохо со здоровьем после освобождения. Как себя чувствуете сейчас?
- Спасибо волонтерам, которые мне помогали. На сегодняшний день я достаточно физически окреп. У меня есть еще много проблем со здоровьем, но сил хватает, чтобы продолжать работать. Это для меня самое главное.
- Вы ведь не раз ездили в Луганск до этого. У вас даже был налажен какой-то контакт с той стороной. Думали о том, почему все так вышло в тот раз?
- Я ездил в Луганск во времена Евромайдана. Мы собрали проект "Единая Украина", чтобы объединить обе стороны.
Когда я приезжал в Луганск, то мне было легче общаться с ними, потому что я был гражданином России. Я знал практически всех лидеров сепаратистов в лицо и поименно. В принципе, это мне спасло жизнь 14 апреля, когда я в первый раз попал в плен...
- Расскажите про этот случай.
- Это было 14 апреля 2014 года в Донецке, когда там захватили администрацию. Я же приезжал раньше туда и знал тех, кто был на Антимайдане. Приехав туда, хотел с ними пообщаться, узнать, какие цели.
Со мной были украинские и польские журналисты, с которыми у местных произошел конфликт. Лена вступилась за поляков, а я, естественно, вступился за Лену.
Читайте: Большой обмен пленными между Украиной и "Л/ДНР": в России озвучили даты
В результате нас повели в ОГА, где с нами долго беседовали люди в балаклавах с бейсбольными битами. А потом приговорили к расстрелу. Когда нас вели вниз, то я встретил знакомого из охраны Захарченко. Раньше он работал в "Беркуте".
Он меня увидел: "Анатолий, привет! Куда вы его ведете?". Ну наши сопровождающие и сказали, что нас собираются пустить в расход. Мой знакомый говорит: "Подождите. Пошли к Захарченко".
Нас к нему привели и сразу же сказали, что мы украинские диверсанты. На что я ответил: "Давайте сначала пообщаемся". В итоге минут 40 мы с ним общались. Я задал ему вопросы, которые меня интересовали.
- А что вы у него спрашивали?
- Зачем это ему? Какая мотивация? Кем он себя считает: украинцем или русским?
- Он отвечал?
- Он объяснял свою позицию вполне внятно. Говорил, что он украинец, и что ему просто не нравится происходящее в Украине. Тогда я не видел, что Захарченко как-то привязан к России.
Я знал также Мозгового и очень многих боевиков, а потом так судьба сложилась, что со многими из них я еще и сидел в Луганске.
- Какие у вас остались впечатления от общения с Захарченко и другими главарями боевиков?
- Когда ты находишься в плену, то в любом случае возникает синдром привыкания. Одни и те же люди тебя охраняют, водят в туалет. Это естественно. Они люди, и ты человек.
Но моя позиция однозначна. Все, кто был на подвале, должны быть привлечены к уголовной ответственности. Что же касается их человеческих качеств, то для меня любой, кто занимается пытками - это слабый человек. Никогда не принимал таких равными себе. Даже когда сам был в роли дрессированной собачки.
- Вы чувствовали к себе "особое" отношение из-за того, что вы русский?
- Меня за это дополнительно не любили. Постоянно называли "укропом", но к этому я привык.
Были моменты, когда заводили кого-то в камеру и говорили: "Это наша легендарная личность Анатолий Поляков. Посмотрите, что с ним стало". Люди проецировали это на себя и очень пугались.
Что же касается Захарченко и остальных... может, они и хорошие люди, не обижают собак и не едят мяса, но то, что они совершают на востоке Украины - это геноцид украинского народа. Такая моя позиция.
Что же касается вопросов моего пленения, то уже после освобождения со мной связывался председатель "парламента ЛНР", который тоже давал мне гарантии безопасности и говорил: "Анатолий, мы были искренни с тобой, но россияне нас тогда просто отодвинули".
- То есть на вас просто отыгрались за оппозиционную деятельность в России?
- Раньше я записывал и выкладывал в сеть очень жесткие антипутинские обращения. Они набирали по 500-800 тысяч просмотров. На тот момент я был очень радикален. Сегодня - нет.
Я не скажу, что плен меня сломал. Наоборот - я приобрел большой опыт, который сегодня дорогого стоит. Если бы была возможность что-то поменять, то я бы все оставил точно так же. Я увлечен работой и знаю, что жизнь состоит из мелочей, которым нужно радоваться.
Одно из видео Полякова, набравшее больше 800 тысяч просмотров
- Уже больше года процесс обмена практически стоит на месте. Единственное исключение - трое пленных, которых отдали Савченко. Как считаете, почему так?
- Мы сегодня ждем обмена, поэтому обсуждать эту тему я считаю некорректным.
Читайте: Ищем компромисс: у Порошенко назвали проблему обмена пленными
- Но недавно Ирина Геращенко анонсировала большой обмен пленными еще до Нового года. Такие заявления не ставят под угрозу обмен?
- Я считаю, что политики, которые занимаются данным вопросом, должны быть деликатными и взаимно вежливыми.
Ирина Владимировна очень много делает, нужно отдать ей должное, ведь все это достаточно сложно и тяжело, но я бы на ее месте был очень деликатен в этом вопросе.
- Вы считаете, что лучше не делать никаких объявлений до того, как обмен случится?
- Я имел в виду корректность, потому что для успешного обмена все равно придется контактировать с террористами.
А что касается публичности, то я считаю, что она должна быть. Когда ты находишься в подвале, то пытаешься кричать, не знаешь, что происходит за стенами, ждут ли тебя.
Когда же о тебе начинают говорить здесь, то информация доходит и туда.
- Но чем больше о пленном говорят - тем выше его ценность в глазах "Л/ДНР". Соответственно, и обмен проходит сложнее. Разве нет?
- Когда о тебе все знают, то тебя уже не расстреляют, но при этом могут дольше продержать. То есть жизнь тебе гарантирована, а вот шансов на быстрое освобождение уже практически нет.
Я считаю, что лучше все-таки говорить, потому что для нас важнее всего человеческая жизнь.