Генерал Забродский: разговорами о наступлении РФ Украину принуждают к уступкам по Крыму

Генерал-лейтенант Михаил Забродский, наверное, мог бы назвать своим лозунг Десантно-штурмовых войск, которыми он командовал: "Всегда первые". Его называют одним из первых боевых генералов украинской армии. Одним из первых он был удостоен Золотой звезды Героя Украины, которую за личное мужество, самоотверженность и высокий профессионализм, проявленные на войне, получил 23 августа 2014 года. Под командованием комбрига Забродского 95 аэромобильная бригада провела один из самых успешных и длительных рейдов в военной истории мира - знаменитый рейд протяженностью 470 км, 170 из которых - по тылам противника. Победы 95 бригады под командованием Забродского привели к тому, что в РФ против него даже открыли уголовное производство, а уже через два месяца после этого Забродский стал командующим АТО...

Видео дня

И уже по традиции Михаил Забродский стал также первым генералом, который был избран народным депутатом: в 2019 году один из самых известных военачальников украинской армии прошел в Верховную Раду Украины по спискам партии "Европейская солидарность".

Накануне начала всеобъемлющего прекращения огня на Донбассе, которое власть называет "прорывом", а ее оппоненты и значительная часть представителей гражданского общества уже успела окрестить "капитуляцией" из-за ряда ограничений и запретов, OBOZREVATEL поговорил с генералом Забродским о том, что же собой представляет очередное перемирие, о его перспективах и рисках, об угрозе широкомасштабного вторжения РФ, военных преступлениях на Донбассе и том, что изменилось на фронте за последний год.

"Не верю, что это перемирие продержится долго"

– Согласно решению трехсторонней контактной группы, с 27 июля стартует режим полного прекращения огня на Донбассе. За годы войны это уже 17-я попытка прекратить стрелять. Чем завершится, по вашему мнению, эта инициатива?

– Вы сами говорите: уже 17-я. Этот порядковый номер сам по себе говорит о многом. Если до этого столько раз предпринимались попытки прекратить огневой контакт и снизить градус напряжения на линии соприкосновения, и все они желаемого результата не принесли, то от подписания этого документа я тоже не жду никакого чуда.

Как показывает опыт нашей новейшей истории, обычно такие договоренности живут по несколько суток, если не часов. Посмотрим, сколько продержится эта. Но в то, что она станет какой-то переломной, лично у меня веры нет.

– Почему срываются эти попытки всеобъемлющего прекращения огня? Из-за неподконтрольности боевых подразделений подписантам таких сделок?

– О какой-либо неподконтрольности боевых подразделений из состава ВСУ даже речи нет. Другое дело – так называемая "другая сторона", как любит говорить наш верховный главнокомандующий. У них может быть и неподконтрольность, и сознательная провокация, и действие по команде... Часто – расчет на сознательное осложнения ситуации на линии соприкосновения...

– Зачем?

– Как показывает весь предыдущий опыт, в частности, в 2015, 2016, 2017 годах, когда начали уже серьезно считать обстрелы, огневые контакты, очень четко прослеживалась закономерность: как правило, так называемое очередное обострение, которое выражалось в увеличении количества обстрелов, приходилось или на очередную встречу в "нормандской формате", или на очередную встречу Минской контактной группы...

– Чтобы побудить украинскую сторону к большей уступчивости?

– Конечно. Гибридная война как раз и заключается в грамотном сочетании информационного и политического влияния вместе с обстановкой на линии соприкосновения. То есть с чисто военной составляющей.

– С чего обычно начинается срыв подобных мирных договоренностей?

– Технология довольно проста: достаточно открыть огонь в сторону подразделений ВСУ. Это подвергает опасности личный состав и, соответственно, вызывает только одну реакцию: огонь.

Вот вам и огневой контакт. Вот и конец "перемирию".

– Последняя, 17-я договоренность предусматривает запрет открывать огонь без разрешения высшего командования...

– Введение определенных процедур на открытие ответного огня - это еще не запрет открывать огонь. Это попытка поднять принятие решений на более высокий уровень. Частично это имеет смысл, ведь командир высшего звена обладает лучшим представлением об обстановке, лучше ориентируется в ситуации. И может, соответственно, принять адекватное решение.

Однако в жертву этому приносится другая, не менее важная вещь: оперативность. Потому что для того, чтобы реально влиять на ситуацию, ответ должен предоставляться быстро. А любые доклады наверх, принятие решений на высших ступенях военного управления – только затягивают процесс. Это основы теории управления, которые действуют и в 21 веке.

– Как считаете, целесообразно ли такое решение или нет?

– Как военный профессионал – нет. Ни в коем случае.

"Политическая борьба за мир должна быть подкреплена двумя серьезными составляющими: информационной и военной"

– Как в ВСУ воспринимаются такие указания на запрет на обстрел в ответ, разведение войск, отвод тяжелого вооружения?

– Если личный состав ВСУ воспитан правильно, то он ориентирован именно на наступательные действия, на активное ведение боевых действий, если он еще имеет и определенный опыт (несмотря на то, что личный состав значительно изменился, начиная с 2014 года) – все военные знают: победы можно достичь, только двигаясь вперед. И когда наступление не производится по ряду определенных причин, прежде всего политических, когда вместо приказа освобождать оккупированные территории военные получают приказ отступить, когда приказ этот обусловлен чисто политическими интересами (потому что никаких тактических и оперативных преимуществ в этом точно нет), это - разочарование. Кроме разочарования, до известной степени отчаяния, у военнослужащего такие инициативы вряд ли могут вызвать еще какие-то чувства.

– А если бы верховный главнокомандующий спросил, что, по вашему мнению, нужно сегодня сделать на Донбассе, чтобы наступил мир, какой бы совет вы дали?

– Решение конфликта, решение проблемы на Донбассе – то ли прекращение огня, то ли любой шаг к миру – беспрекословно лежит сугубо в политической плоскости. Другое дело, что достигнуто это может быть путем определенных переговоров в комплексе с определенным – серьезным – давлением, применением санкционного аппарата. Это доказали предыдущие 6 лет войны на востоке.

Политическая борьба должна быть подкреплена двумя очень серьезными составляющими: информационной и военной. Когда ВСУ способны выполнить определенные задачи, когда ты не сомневаешься в их боеготовности, оснащенности, уровне подготовки - тебе проще даже разговаривать. И уж точно – проще отстаивать интересы государства. А учитывая, что "та сторона", как говорит наш верховный главнокомандующий, понимает и уважает только силу, то в этом смысле вопрос готовности к выполнению задач, в том числе военных, в жестком сочетании с информационным воздействием, с какими договорными процессами, договоренностями и так далее – оно бесспорно выходит на первый план.

– Может ли стать для украинской армии серьезной проблемой те многочисленные ограничения, которые установлены в согласованном ТКГ документе, как, к примеру, запрет снайперской работы или разведки?

– Если говорить о содержании обнародованного документа, перечень запретов там значительно шире, чем вы назвали. Там есть запрет на использование летательных аппаратов, запрет на любую разведывательную деятельность, хотя может термин не очень удачно использован... Установлен запрет даже на инженерное оборудование позиций и совершенствование инженерного оборудования, снайперский огонь и так далее. Там перечень достаточно широк...

В предыдущих документах была определенная степень детализации, но впервые принят настолько исчерпывающий перечень, который включает в себя даже пункт о дисциплинарной ответственности должностных лиц, если они не обеспечат выполнение всех этих ограничений.

– Члены ТКГ назвали документ "прорывом". В чем он заключается?

– Сейчас на первый план опять же выходит чисто политическая проблема. Мы же помним предвыборные лозунги партии, которая сейчас находится у власти, и предвыборные обещания лица, сейчас являющегося президентом Украины. И то, что происходит сейчас – это ни что иное, как попытка показать реализацию предвыборных обещаний. Мол, вот он, мир. Еще шаг – и он наступит.

Правда, немного портит ситуацию то, что однажды уже такое рассказывали. В прошлом декабре, как раз перед встречей в Париже. Тогда тоже – вот-вот и должно было все закончиться. Не закончилось.

А о примитивных вещах ("надо просто перестать стрелять") я даже вспоминать не хочу.

– А Путину для чего это?

– После смены властной команды "противоположная сторона" (как говорит действующий президент), то есть РФ, с чувством глубокого удовлетворения отмечала, что в конце концов в Украине к власти пришла команда, способная на договоренности.

Для россиян это тоже серьезный шаг вперед - после фиаско в Париже. Фиаско, потому что далеко не весь перечень требований Кремля был не только реализован, а даже принят во внимание нашей стороной. Именно поэтому сейчас для Кремля это тоже решительный шаг: мол, вот наконец мы подошли к тому, что есть люди, которые готовы разговаривать о мире, конкретизировать дорожную карту. И даже подписать довольно подробный перечень ограничений и запретов, о которых мы говорили.

Таким образом, это на руку Путину. Сейчас он – "миротворец". Он в конце концов нашел точки соприкосновения, нашел общую точку зрения на то, как из этой ситуации выходить.

– Сколько, по вашему мнению, продержится это прекращение огня?

– Я не Ванга. Предыдущие 16 продолжались от нескольких часов до нескольких суток. Учитывая серьезные ограничения, учитывая те меры, которые используются, в том числе, командованием ВСУ по контролю – возможно, на этот раз не стрелять будут немного дольше. Но не более того.

"Гибель военных у нас уже стала обыденностью. К сожалению"

– Вы упомянули об ответственности. В июле Украина понесла серьезные потери на Донбассе. В частности, мы стали свидетелями совершения военного преступления со стороны боевиков. Имею в виду расстрел группы, которая под белыми опознавательными знаками, по предварительной договоренности и под гарантии ОБСЕ, отправилась забирать тело погибшего разведчика, ранее подорвавшегося на взрывном устройстве. Несмотря на гарантии, террористы обстреляли группу. В частности, был убит медик, который оказывал помощь раненому. По вашему мнению, кто и как должен ответить за это преступление?

– Если просто оперировать фактом гибели медика – простите, но на войне убивают. Это не новость. Определять же виновных можно только тогда, когда будет четко установлена вся картина. Для этого есть военная прокуратура, военная служба правопорядка, есть командиры, которые проводят соответствующие служебные расследования...

И только после того, как будут обработаны все материалы, можно переходить к выводам.

– Как оцениваете реакцию власти на то, что произошло?

– А она вообще была? Как можно оценить то, чего не было? У нас власть сосредоточена немного на других вещах: на получении транша (который является важным, бесспорно) на "существенном шаге к миру", о котором мы говорили... А гибель военных? Гибель у нас уже стала обыденностью. К сожалению.

Учитывая даже ту ограниченную информацию из открытых источников, мы понимаем, что речь идет о факте грубого нарушения правил ведения войны, что связано с нарушением международных правовых норм. А здесь арсенал действий может быть очень широким, начиная от международного суда в Гааге и заканчивая прямым обвинением "той стороны", которая поддерживается еще "позатой стороной", в соответствующих военных преступлениях.

– Вы следите за ситуацией на российско-украинской границе? Там действительно увеличивается численность российских войск? Имеют ли под собой основания недавние заявления отдельных чиновников о росте угрозы широкомасштабного вторжения РФ на территорию Украины?

- Я не открою военной тайны, если скажу, что на северных границах Украины, в районе Харьковской и Черниговской областей, на южном (это Крымский перешеек) и на юго-восточном направлении присутствие военных частей и соединений ВСУ РФ отмечалось, начиная с весны 2014 года. И все эти годы она никуда и не исчезала, эта угроза. Она постоянно существует. И она постоянно используется, в том числе как инструмент политического давления, политического шантажа.

В воинских подразделениях РФ постоянно проходят ротации, замена техники, личного состава. Это повседневная деятельность, привычные вещи для любого военнослужащего любой армии мира.

Другое дело, почему год об этом не вспоминали, а тут решили вспомнить. Сначала - в разрезе перспектив - пока туманных - относительно подачи воды в Крым. И если об угрозе, которая существует перманентно, год молчали, а сейчас внезапно начали говорить – надо разбираться, почему так случилось. Конфликт все же гибридный. Поэтому должна быть какая-то связь.

Если об этом говорят, значит, кому-то это нужно. Значит, кому-то надо заострить внимание именно на этом. Вот как это работает: мы слышим требования о подаче воды или просьбы о подаче воды в Крым. Каждый по-разному это интерпретирует. Здесь, на мой взгляд, работает очень интересная "двоходовочка": никто атаковать через перешеек территорию Украины не собирается. Но когда постоянно муссируют тему, что вот, сейчас придут и заберут, потому что все у них для этого есть, а у нас почти ничего нет, – я начинаю подозревать, что следующим шагом будет предложение "так давайте отдадим воду". Мол, давайте сохраним жизнь и здоровье гражданских и отдадим все, что от нас хотят.

Это довольно неуклюжий, но вполне возможный гибридный сценарий. И он тоже рассматривается. Это - шантаж, давление, спекуляция.

– По вашим наблюдениям, как в целом изменилась ситуация на Донбассе за год с лишним президентства Зеленского? Есть какие-то качественные изменения или можем говорить скорее об определенном замораживании конфликта?

- К сожалению, о каких-то качественных изменениях говорить очень и очень трудно. Мы знаем, что наиболее существенным и значимым событием было то самое разведения, которое началось летом прошлого года и продолжалось практически до осени, до самой встречи "нормандской четверки" в Париже. И кроме дополнительного негативного влияния на моральное состояние личного состава ВСУ, кроме резкой реакции со стороны общества (мы же помним "красные линии", акции "Нет капитуляции" и все прочее), ничего нового это событие не принесло. Абсолютно.

Это как раз та ситуация, когда для получения каких-то политических бонусов приносятся в жертву какие-то военные вещи, в том числе и передвижение войск.

По большому счету, о каких-то больших, существенных изменениях говорить не приходится. За исключением, возможно, нескольких проблем, которые были, к счастью, быстро решены. Например, питание личного состава.

Вторую часть интервью читайте вскоре на OBOZREVATEL.