Как Сакская авиабригада Путина с носом оставила

Два года назад, 3 марта 2014 года, 10-я Сакская бригада морской авиации совершила перелет с аэродрома Новофедоровка в Крыму на аэродром Кульбакино в Николаеве, став таким образом единственной частью ВМСУ, сохранившей свою технику после начала российского вторжения. Операция по перебазированию бригады обросла многочисленными слухами и домыслами. Сейчас агрессор пытается представить дело так, будто была договоренность о том, чтобы наших летунов "отпустили". Но это откровенная ложь: в те страшные часы на базе находился корреспондент "Думской"(не автор), который видел все своими собственными глазами. Сотрудник редакции присутствовал при взлете вертолетов, уже "светившихся" на радарах врага, слышал разговоры командиров, которые пошли на отчаянный шаг, не имея (как и все тогда в Крыму) указаний, как действовать дальше.

Видео дня

Перебазирование было решительным и дерзким, захватчики не смогли его предотвратить и остались с носом, поэтому сегодня они пытаются представить дело в несколько ином свете. Фамилии главных героев не являются секретом, но в рассказе они изменены, пишет "Думская".

Яркий солнечный луч ударил в зеркало на стене кабинета и рассыпался на тысячи разноцветных оттенков радуги. Солнце вставало со стороны гор и не спеша заливало своими лучами взлетку, рулежные дорожки и небольшие сооружения по краям аэродрома. Утро обещало быть ясным, и погода "звенела" по-весеннему теплыми лучами. Николай шевельнулся, глубоко вздохнул и открыл глаза. Небольшой диван в коморке не располагал к полноценному отдыху, и уже четыре ночи подряд он пытался на нем уснуть, но только сегодня майору удалось ненадолго забыться. Необыкновенное напряжение предыдущих дней навалилось свинцовой усталостью, но в эту ночь он хоть немного поспал.

Офицер посмотрел на часы. Было без пяти минут восемь – в такое время на аэродроме обычно уже вовсю кипит работа, а сегодня его даже никто не разбудил. Лежа на спине с открытыми глазами, он попытался восстановить в памяти недавние события, заставившие его по-другому взглянуть не только на своих подчиненных и сослуживцев, но и задуматься о жизни и будущем. Все предыдущие невзгоды и неурядицы сейчас казались просто пустяковыми в сравнении с тем, что ожидало его, и это предчувствие чего-то нового, неизвестного заставляло искать выход и еще и еще раз прокручивать в памяти всю цепь произошедшего.

Раньше служба казалась монотонной и скучной: подготовка к полетам, сами полеты (если было топливо), командирская подготовка, учения, инструктажи, составление планов, совещания. Все шло своим размеренным путем, нарушаясь только редкими ЧП или приездом на аэродром больших начальников из Киева. Привычный мир перевернулся в конце февраля, когда в штаб бригады пришел "вежливый" человек в российской униформе и, пройдя в кабинет командира бригады, предложил ему сдаться, спустить флаг и подвести весь личный состав под присягу "великой и неделимой". Комбриг сначала вообще не понял, чего именно от него хочет этот гражданин РФ, а когда понял, послал на чистейшем русском языке по известному адресу. Так и так, мол, сдаваться не буду, потому что русские не сдаются. И украинцы тоже. А Путин хуйло.

С этого момента все и закрутилось. Аэродром и военный городок в течение получаса оцепили российские спецназеры. У КПП начала собираться толпа "неравнодушных граждан".

Словом, обычный сценарий, который должен был закончиться тоже обычно — штурмом без сопротивления и последующими отмазками со стороны "защитников", что, дескать, приказа защищать не было. Но в Новофедоровке все произошло иначе, чем в других частях.

И ведь даже полноценного командира у них не было. Полковник Игорь Бедзай заменял комбрига, уже тогда умиравшего от рака. Все зависело от него. "И.о." принял единственное правильное в тех условиях решение: личный состав стянул к местам стоянок летательных аппаратов, возможные места прорыва забаррикадировал и выдал оружие офицерам. Воевать по-настоящему никто не хотел, но надо было сберечь технику и людей.

Телефоны в Севастополе и в Киеве чаще всего молчали, а если вдруг кто-то на другом конце снимал трубку, то на вопросы не отвечал или нес стандартный бред, сочиненный политруками еще в июне 1941-го: "На провокации не поддаваться, оружие не применять".

Обстановка с каждым днем становилась все тревожнее. Несколько раз "раздавили бутылку" — надо же было как-то сбросить постоянный стресс. Все-таки совместное распитие объединяет людей.

…Николай вздрогнул. В утренней тишине раздался звонок мобильного телефона, он узнал рингтон командира и в тот же миг испугался плохих вестей. Он поднялся с дивана и сделал несколько шагов к столу, где лежал телефон.

- Здравия желаю, Игорь Владимирович.

- И тебе не хворать, давай тихо ко мне в кабинет, — услышал он в трубке.

- Есть!

Николай положил трубу и посмотрел в зеркало. Солнце за окном уже поднялось и горело над аэродромом огненно-красным шаром. "Погода будет хорошей, значит все получится", — подумал он.

Несмотря на свои тридцать с небольшим, Николай был опытным летчиком. Служба в морской авиации требовала от вертолетчика особых навыков и координации. Полеты над морем на низкой высоте и в сложных метеоусловиях, посадки на палубы кораблей, тренировки по спасению людей и поиск подводных лодок (натовцы офигевали от умения украинцев находить субмарины в самых, казалось бы, неподходящих условиях), сброс водолазов и морского спецназа. Все это дается не просто так – нужен опыт, каждодневный налет, постоянные тренировки и учения.

Выйдя в коридор, он поднялся на второй этаж, зашел в туалет, быстро умылся, сделал пару глотков ледяной воды, после чего окончательно проснулся и, подойдя к двери кабинета командира бригады, приоткрыл ее.

- Разрешите войти?

- Заходи, садись, — сказал комбриг по-отцовски. Красные воспаленные глаза и мешки под ними говорили о том, что он сегодня так и не сумел уснуть, но пытался выглядеть бодро, чтобы не терять авторитет у подчиненных. В кабинете собрались командиры экипажей вертолетов и самолетов, плюс начальник штаба бригады – полковник Эстонченко. Это был летный актив – все, с кем Николай провел эти крайние дни и ночи.

Слово взял Эстонченко:

- Товарищи офицеры, предлагаю провести операцию сегодня… Погода хорошая, мы убаюкали внимание российской десантуры, не летали, делали вид, что подумали и соглашаемся на их условия. Вчера я предупредил их о возможной прогонке двигателей, так что запуск не будет для них неожиданностью, но действовать надо быстро, поэтому я в последний раз спрашиваю: если кто-то не хочет или не может лететь… Я не могу приказывать… Обстановка хоть и боевая, но если кто-то чувствует себя не готовым, то взысканий и оргвыводов не последует.

Никто не отказался. У офицеров беседы по поводу последних событий сводились к тому, что бездействие было смерти подобно и что нужно рисковать. Некоторые, конечно, выступали за переход на сторону врага, однако они оказались в меньшинстве. Оставаясь в Саках с боевой техникой, бригада обрекала себя на пассивную, соглашательскую позицию с захватчиками.

В случае бездействия их, как пешек в большой игре, могли сломать, раздавить, поставить ультиматум и "пустить в расход". Конечно, они будут защищаться, но силы явно не равны. Что они могут сделать против батальона обученного спецназа? Если этим головорезам придет приказ захватить аэродром, то украинцы смогут продержаться не более получаса – такова суровая правда жизни. Оставалось только одно – попытаться перебазироваться на своих самолетах и вертолетах на материковую часть Украины.

И решение пришло. Принял его и.о. комбрига. Дабы соблюсти секретность, Симферополь и Киев решили не информировать (очень мудрый на тот момент поступок), тем более, что там ничего не хотели слышать о каких бы то ни было действиях, кроме как о том, чтобы рыть окопы и готовиться к обороне аэродрома.

Ответ напрашивался сам собой — мы должны сохранить свою технику и боевые экипажи, все остальное относится к разряду разговоров ни о чем. Сделаем дело – будем победителями, а победителей не судят!

Технику решили переправлять на материк. Вертолеты должны были стартовать прямо со стоянок, не выдвигаясь на взлетную полосу, чтобы дать возможность взлететь двум Ан-26.

Последним должен был взлетать Бе-12, у которого больше времени уходит на запуск двигателей.

Эстонченко закончил инструктаж и добавил, глядя на Николая:

- "Двадцатка" с Колей пойдет первой, его взлет будет сигналом для остальных, с ним полетит штурман бригады, будут прокладывать маршрут.

Совещание закончилось, все молча стали выходить из кабинета, каждый был "в себе", ведь никто не знал, чем закончится эта передислокация. Вылет назначили на 11:00.

Николай шагнул на крыльцо штаба. Было около девяти утра. Солнце уже стояло достаточно высоко, и аэродром был как на ладони. Настоящий шедевр инженерной мысли! Он протянулся на несколько километров с востока на запад и имел все необходимые коммуникации и сооружения для службы и быта летчиков. Коттеджи, столовая, клуб, склады, мастерские, стоянки, капониры – все здесь было построено с умом и предназначалось для ведения полномасштабной войны. Мировой, увы, а не гибридной, при которой враг может, прикрываясь женщинами и детьми, говоря на одном с тобой языке, требовать сдачи боевого поста просто так, "потому что Украины больше нет".

Взлетная полоса в западном направлении выходила прямо к морю, и буквально через пару секунд после взлета летчик оказывался над безбрежными водами…

Особенно красивы здесь летние закаты, когда огненный шар после долгого жаркого дня опускается прямо в воду, и кажется, что море будет кипеть и пениться от раскаленного светила. Но море съедает солнце без всяких последствий, и только красное небо, расплывшееся по всему горизонту, обозначает резкую границу воздуха и воды.

Изюминкой аэродрома была и остается НИТКА (наземный испытательно-тренировочный комплекс авиационный), чтобы завладеть которой россияне готовы были пойти на все, даже на открытую войну с Украиной и Западом. Ведь это единственная на постсоветском пространстве база, специально построенная для подготовки авианосных крыльев. Комплекс был сдан в эксплуатацию в начале 1980-х и полностью воссоздает условия на полетной палубе авианосца, включая все стартовые и финишные устройства, так называемый трамплин для взлета, даже качку на борту. Вплоть до 2014 года НИТКА активно использовалась для тренировок летчиков морской истребительной и штурмовой авиации, россияне объект арендовали, платя 2 млн долларов в год. В такие дни аэродром кипел бурной авиационной жизнью. Сотни людей двигали этот кем-то запущенный механизм, были взлеты, посадки, рев двигателей, десятки автомобилей – заправщики, тягачи, пожарные, летчики и техники. Все подчинялось чьей-то железной воле, каждый знал, что ему делать и все работало по заранее составленному плану.

Николай пошел в направлении стоянок вертолетов бригады.

"Надо найти Зайца, — подумал он, - пусть обязательно посмотрит двигатель". Сейчас это было крайне необходимо. Полет предстоял длительный, почти на максимальную дальность Ка-27, и от состояния агрегатов вертолета зависел успех всей операции, ведь за ним пойдут другие машины бригады. Подходя к своей любимой "двадцатке", он еще издалека заметил техника. Никто в бригаде уже не помнил его имени – Заяц, он и в Африке Заяц. Техник ковырялся в двигательном отсеке, видимо знал о предстоящей прогонке, но о полете, конечно, не догадывался.

- Заяц, надо, чтобы к одиннадцати часам "кашка" была в полном порядке, и проверь, чтобы топливо было под горловину.

- Будет сделано, командир, — техник, пытаясь тряпкой оттереть руки от черной отработанной смазки, улыбнулся широкой улыбкой и обнажил белый ровный ряд зубов.

В случае перелета надо было брать его с собой, и техник должен знать об этом заранее, но Николай колебался, он не хотел раскрывать секрет, ведь еще неизвестно, с кем российские спецслужбы проводили работу по вербовке. Ему предстояло лететь первым и вместе со штурманом бригады вести технику в Николаев.

А на стоянках уже копошились механики других вертолетов, проводя регламентные работы. Сновали "Уралы" АПА (аэродромный передвижной агрегат), ревели запускаемые двигатели. Чем ближе было ко времени Ч, тем тревожнее становилось на душе, возникали новые вопросы, на которые, увы, не было ответов. Как отреагируют десантники на взлет авиации? Не начнут ли стрелять? А что подумает начальство?

У россиян были все возможности не только воспрепятствовать переброске техники бригады, но и вообще стереть аэродром с лица земли. Они могли поднять штурмовые вертолеты Ми-24, могли отработать двадцать пятыми или двадцать четвертыми "сушками", могли вообще жахнуть тактическими ракетами. А проще всего было дать приказ десантуре, и та захватила бы базу минут за пятнадцать.

По суше к Новофедоровке подтягивались зенитные комплексы С-300, а в море барражировали корабли черноморского флота. Все говорило о том, что шансов благополучно перебазироваться нет.

Они рисковали, но рисковали не бездумно. Замысел командира основывался на трех моментах. Во-первых, россияне принадлежат к той же, что и мы, советской военной школе, и решения у них, как у и нас, принимаются со скрипом, через несколько инстанций. То есть, если действовать шустро, они просто не успеют среагировать на меняющуюся обстановку. Во-вторых, полномасштабной войны нет, а значит сбивать все, что летает, путинские вояки не могут в принципе — в небе полным полно гражданских бортов. Подсобила и погода — сильная облачность за Тарханкутом (на базе было солнечно) осложняла визуальное обнаружение вертолетов. Радар же при тогдашней неразберихе выдавал слишком много засветок, и с уверенностью фиксировать передвижения украинских летательных аппаратов россияне не могли. Словом, все было за нас. Оставалось только принять волевое решение, и командование 10-й бригады его приняло.

В стороне от летунов стояли техники, там был и начальник технико-эксплуатационной части майор Шагов, который довольно громко рассказывал очередную байку, на что слушатели отвечали дружным раскатистым хохотом. Николай подозвал Шагова, тот немедленно подошел.

- Андрей, проследи, пожалуйста, чтобы вся техника была заправлена под завязку.

- Будем летать? — Шагов хитро прищурился, явно на что-то намекая.

- Точно не знаю, — слукавил Николай, — но проверь, чтобы все было, как надо.

Он отпустил Шагова и пошел дальше, по-хозяйски осматриваясь по сторонам и отмечая каждую мелочь в привычной суете аэродрома. Неожиданно Николай вспомнил, что сегодня 3 марта. День рождения жены! "А ведь я ее даже не поздравил, когда уходил утром", — подумал он.

Стыдно, черт возьми! Но с другой стороны, перед вылетом летчикам не положено никуда звонить, нельзя отдавать долги и обещать скоро вернуться. "Ничего, поздравлю ее из Кульбакино, когда все будет позади", — решил он.

Внезапно из-за насыпного холма, ограждающего вертолетную стоянку, выбежал черный пес и отчаянно виляя хвостом подбежал к Николаю. Это был всеобщий любимец – Блэк. Летчики где-то подобрали его еще совсем маленьким щенком около года назад, откормили и выходили. С тех пор псина выросла и окрепла, превратившись в красивого лабрадора и постоянного члена экипажа одного из творений авиаконструктора Бериева. Николай потрепал пса за ухо. Блэк гавкнул, приветствуя командира…

…Они удачно подгадали время вылета. "Вежливые" псковские десантники как раз обедали, а после принятия пищи разбрелись по соседним кустам и деревьям для полуденного отдыха.

Россияне чувствовали себя приехавшими на курорт, отчего дисциплина слегка хромала. И в этот самый момент застрекотали винты, и вертушки Сакской бригады взмыли в воздух.

Взлетали они по сигналу мобильника — так было условлено еще в штабе. Наземный персонал до последнего не знал, что происходит. Николай пытался прихватить своего верного Зайца:

- Садись, летим на большую землю, — громко сказал пилот.

- Командир, я не полечу, — робко ответил Заяц и начал пятился от вертолета.

- Заяц, я приказываю вам занять место в машине, — Николай снова повысил голос, чего не делал очень давно. Заяц перестал пятиться, резко повернулся и… убежал.

"Зайцы бегут с корабля", — подумал летчик и произнес вслух:

- Поехали!

В момент отрыва от поверхности в машину заскочил лабродор Блэк, а вдалеке один за другим начали старт другие вертолеты и самолеты бригады.

Взлетали вместе со штурманом бригады. "Кашка" поднялась и начала набирать скорость, прижимаясь к земле: вероятность того, что у россиян не выдержат нервы и они шмальнут чем-нибудь противовоздушным, оставалось большой.

Ми-14 и "антоновы" взлетели нормально, а амфибия Бе-12 едва попала в передрягу. В тот момент, когда она выруливала на ВПП, экипаж увидел, как с противоположной стороны, ко взлетке, помчался "Урал" с российскими десантниками, которые опомнились от полуденного сна и попытались прервать взлет. Наш летчик мгновенно сориентировался, развернул машину на ближайшую рулежную дорожку и решил взлетать с противоположным курсом. Поддав газу, он сразу оставил преследователей далеко позади — слава Богу, они не додумались стрелять. Первая проблема была решена, но за ней появилась вторая. Самолеты сразу ушли в открытое море: с их мощным навигационным оборудованием они легко нашли Кульбакино. Вертолетам ориентироваться было куда сложнее. По этому маршруту раньше летал только бригадный штурман, который сидел в кабине Николая. Но он ничем не мог помочь коллегам: действовал режим строго радиомолчания.

Оказавшись над морем, Николай решил, что будет лететь строго по визуальным ориентирам. Они взяли чуть правее, на северо-запад и, ориентируясь по береговой линии, пошли к западной оконечности Крыма. Благо, видимость позволяла рассмотреть очертания берега за пару десятков километров. Противник с перехватом, как и рассчитывал комбриг, опоздал, и к тому времени, когда россияне подняли штурмовые Ми-24 и Ми-28, наши герои были уже далеко в море.

Усталость навалилась где-то в районе мыса Тарханкут. Вертолеты, идущие позади, стали отставать, пришлось снизить скорость и лететь еще осторожнее. Теперь они летели в полном "молоке" и видели только воду под собой. Все ближе до материка, и надо молиться, чтобы не сбили свои: начальство о полете не знает, а ПВОшники на нервах и готовы стрелять в любой неопознанный объект. К счастью, обошлось.

Днепро-Бугский лиман. Туман стал опускаться еще ниже, и начался мелкий дождь. Они немного заблудились, но увидев девятиэтажки Николаева, штурман быстро сориентировался и успешно посадил все машины.

Это была настоящая победа — первая победа новой украинской армии. Летчики обнимались и радовались, как дети, а потом еще долго обсуждали между собой подробности перелета. Всеобщий любимец Блэк кружил в толпе, тыкаясь мокрым носом к форменные брюки пилотов, не понимая, где он оказался. Кто-то принес из самолета флягу со спиртом. Внезапно у Николая в кармане зазвонил телефон:

- Милый, я жду тебя на ужин, — услышал он в телефоне родной голос.

- С днем рождения, любимая, пью за твое здоровье, но я… в Николаеве!

Супруга его простила, а сейчас, наверное, и гордится мужем. Ведь этот день, доселе очень личный, стал праздником для очень многих людей. Теперь это день рождения обновленной морской авиации Украины, которой не страшны ни подлодки, ни крейсера, ни черт с Путиным!

3 марта 2014 года 10-я Сакская бригада авиации ВМСУ переправила на материк четыре вертолета и три самолета — почти все, что на тот момент могло летать. Верными присяге остались 30% военнослужащих части, из которых большинство — пилоты. Заяц и ему подобные убежали.

Слава Украине, героям слава!

Автор — Сергей Смоленцев