"Победа будет наша. Непременно!" История добровольца – грозы террористов на Донбассе
Он пошел на войну добровольцем еще летом 2014-го. За эти годы стал одним из лучших аэроразведчиков и корректировщиков в зоне ООС.
Подбитые склады боеприпасов противника, взорванная техника, десятки отминусованных врагов и твердое желание вернуться домой только после полной и безоговорочной победы Украины в войне за свою независимость – это все о нем.
Сейчас он нуждается в помощи. Многие сотни часов управления беспилотным летательным аппаратом и постоянное напряжение ударили по самому важному для аэроразведчика: по глазам. И если в ближайшее время не сделать операцию по замене хрусталиков – о войне ему придется забыть.
В силу специфики своей деятельности, он попросил не называть ни его имени, ни позывного. Но согласился рассказать о своей войне, некоторых проведенных операциях и о том, чему на самом деле Украине приходится противостоять на Донбассе.
О войне
На войну я попал прямо с Майдана. С нашей 8-й афганской сотней. В июне мы под Славянск группой выезжали. Но настоящая война для меня началась, когда я в "Айдар" пришел. 28 июля мы заехали в Половинкино – и понеслось: Красный Яр, Вергунский разъезд, окружение в Новосветловке, Луганский аэропорт…
Был в "Айдаре" около года. На тот момент это был такое полупартизанское подразделение. Правда, тогда ведь главное было – чтобы оружие было, да воевать давали. Вот мы и воевали.
А когда "Айдар" с передка отвели, часть хлопцев в районе Золотого были, а мы с несколькими товарищами поехали в Донецкий аэропорт, в Пески… А дальше я пошел в УДА, заехал в Широкино, Водяное – и так по сей день там и нахожусь. Хотя уже и не в том подразделении, что поначалу.
О работе на войне
Основная моя работа – корректировка и аэроразведка. Я или с квадрокоптером, или просто выползал куда-то и визуально корректировал. Сейчас – сложнее. По Минским соглашениям работать артой запрещено. Да и беспилотники – под запретом. А Украина соглашения выполняет.
На самом деле, до войны у меня была абсолютно мирная профессия. Правда, в советское время я в Афгане служил, так что какие-то начальные навыки у меня были. С них и начинал. А дальше – не знаю, то ли сердце, то ли опыт житейский пригодился – быстро научился всему, что надо.
Сейчас ведь война не такая, как во времена СССР. "Ура! Вперед!" уже не проходит. Эта война – она быстро учит одному: думать. Думать, высчитывать, просчитывать.
Здесь очень быстро понимаешь: лучше сделать три точечных выстрела, чем по 100 штук снарядов наваливать да поля перепахивать. Потому что три снаряда, выпущеные с умом, могут врагу намного больше урона принести.
Читайте: Кровавая жатва войны: на Донбассе убивают военных медиков
О знакомстве с беспилотниками
В первый раз беспилотник я увидел, когда мы в Новосветловке были, под Луганским аэропортом. Туда приехал основатель этого направления генерал-лейтенант Андрей Таранов, который в 2016 году погиб (украинский военный, заместитель главы Администрации президента, погиб 18 сентября 2016 года вследствие столкновения гидроцикла, которым он управлял, с грузовой баржей в районе Гаванского моста в Киеве. – Ред.). Он к нам в Новосветловку приехал с квадрокоптером.
Я увидел его работу. И зациклился на этой теме. Настолько, что очень скоро начал летать сам.
Мне этого действительно хотелось. Кроме того, именно в аэроразведке я увидел возможность быть максимально эффективным. Дело в том, что у меня есть некоторые физические изъяны. Одну ногу перебил еще до войны: всю жизнь занимался парашютным спортом. А вторую сломал уже на войне - на "Дерзкой" (высота в районе Широкино, долгое время контролировалась боевиками "ДНР", недавно была занята украинскими морпехами. – Ред.).
Мы тогда с Душманом там были (Владимир Галаган, боец батальона "Аратта" Украинской добровольческой армии. 14 июня 2018 года скончался от тяжелой формы рака позвоночника. – Ред.). Это было на старый новый год, 14 января. Мы с ним пошли под "Дерзкую", полазить, разведать, что там да как.
Идем – и тут у меня такое чувство, что на меня кто-то смотрит. Сильное такое… А там такой вроде как "аппендицит" - сепары с обеих сторон. Я Душману и говорю: по ходу, нас засекли. По моей команде – бегом и прыгаем!.. И мы с разбегу прыгаем с ним в старые окопы. Он нормально запрыгнул, а я прыгнул в то место, где раньше блиндаж был – и приземлился на огромный замерзший ком земли. Попал пяткой. Услышал, как она треснула. Боль – неимоверная. Я периодически сознание терял. Проползем метров 50 – и вырубаюсь.
Минут за двадцать мы выбрались из этого окопа за бугорок и дальше поползли. А по тому месту, куда мы прыгнули, АГС начал работать. Не зря моя чуйка сработала. Они просто ждали, пока мы на открытую местность высунемся.
Когда я отключался, тогда Душман меня пытался тащить. Он уже тогда худой-худой был. Уже рак был. И что-то у него тогда с позвоночником случилось. Позвонки сдвинулись… Я уже позже об этом узнал, когда он в одном интервью рассказывал о том случае. Звонил ему, ругался – зачем, мол, тащил…
О близости смерти
Еще в "Айдаре", когда в Новосветловке были, заметил странную штуку: чем жестче тебя кроют, тем оно… интереснее. На войне очень быстро учишься по звуку выхода снаряда определять, на эту улицу он прилетит, или все-таки на соседнюю. Это доли секунды – но их хватает, чтобы понять, куда оно летит.
И чем жестче бой, тем меньше страх. Вроде как второе дыхание какое-то открывается.
Страшно ли? Страшно. Почему-то – только в начале. Когда слышишь первый снаряд и в голове крутится мысль: куда ж он ляжет? А когда уже начинают сыпать – становится как-то все равно.
Когда мы в Новосветловке были, зашли псковские десантники – на День независимости нас жестко крыли. "Грады" с территории России работали. И мы засекли, что с момента вспышки до прилета проходит 17 секунд. Поначалу, когда видели вспышки – сразу в погреб прыгали. А потом – уже так: куришь еще секунд 5 – и потихонечку уже пошли.
Бывало страшно. Очень страшно. Ни с того, ни с сего. А вообще, вот сколько был под обстрелом – иногда разум удивительные вещи творит. Лежишь, бывает, на земле, над тобой ад, а ты представляешь разрыв снаряда в трехмерной проекции. Как осколки разлетаются и медленно над тобой летят… Я-то этого не вижу – но картинка эта перед глазами стоит.
Вычитал когда-то в какой-то умной книжке, что осколок после разрыва "града" летит не выше 12 см от земли. Помню, в той же Новосветловке искал бордюр, мерил – подходит, можно спрятаться.
Наверное, это все – от страха. Он ведь все равно есть. И чтобы абстрагироваться, чтобы не сойти с ума – начинаешь думать.
Я когда на машине по передку езжу – не сильно часто, но бывает, что по тебе стреляют. Успокаиваю себя тем, что вот мы, например, знаем, что в такое-то место приезжает сепарская машина, мы это место пристреливаем – а я потом лежу и жду, когда она приедет. А по моей команде туда потом стреляют наши.
Так вот, если вдруг машина не доехала до пристреленного места или начинает движение, а мы пытаемся стрелять вдогонку – это бессмысленно. Невозможно попасть по движущейся машине – разве что случайно попадешь. Так вот, когда я еду, когда по мне стреляют – я думаю: а у нас же школа одна. Значит, только случайно можно что-то поймать. А так чтобы рассчитать всю эту траекторию – это очень сложно. И это знание успокаивает.
О самом сложном периоде на войне
Где было сложнее всего? Наверное, в Новосветловке. У них было очень большое преимущество – и под Новосветловкой, и под Хрящеватым. И по технике, и по живой силе. Они нас артой там крыли сутками, не переставая, с рассвета и до заката работали.
В итоге мы ушли оттуда. Потому что поддержки войск не было. А "Айдар" – это ведь банда была тогда, в хорошем смысле этого слова. Штурмовики. Зашли, зачистили, ушли. Была бы команда – мы и в Луганск пошли бы. Тогда ведь оставалось то ли 12, то ли 14 км, чтобы кольцо вокруг Луганска замкнуть. Но – не было команды.
Мы и на Краснодон собирались. Михнюк покойный говорил: идем на Краснодон. Планы были – ого-го. Поддержки не было.
А они на тот момент серьезные силы выдвинули. "Грады" сутками работали. Так крыли – мама не горюй. Бывало, поспать толком не получалось. И ты, как суслик, норку себе вырываешь, залазишь туда, броником сверху накрываешь… Приподнял броник, выглянул, покурил – и назад…
Вот там было очень страшно.
Хотя были у нас и такие герои, которые с ЗУшкой на танк виходили, на сепарский. Я бы на такое не решился.
А наш Вовка Сакун – пошел. Я с ним тогда не поехал. Мы до этого с ним выезжали, сепарскую базу подожгли. Говорю: все, едем. А он: погоди, сейчас короб перезаряжу, давай еще… Я настоял. И только мы с ним на КрАЗе сепарском трофейном отъезжаем – а туда мины ложатся…
И когда он предложил идти на танк – я честно признался: за руль не сяду. Я боюсь.
А они поехали. И один танк действительно подбили. Но оказалось, что танков было два – и второй попал в их КрАЗ. Они уже уезжали, он вдогонку пальнул – попал в кузов, где колесо запасное висело. Они повылетали все. Но живые остались.
И так ведь всегда. Выходит группа из 4-5 человек, к сепарам. Всегда есть кто-то, кто боится. И вроде как тормозит остальных. И всегда есть один безбашенный, который вечно где-то теряется и выходит последним. И это хорошо – что кто-то настаивает "давайте быстрее", а кому-то хочется еще повоевать. Так баланс определенный сохраняется. Потому что были бы все без исключения героями – их ведь оттуда не вытащишь. Пацаны все-таки должны осознавать, что, случись что – их же пойдут вытаскивать. А значит – могут быть жертвы, которых можно было избежать.
О самых удачных операциях
Была у нас крупная операция как-то осенью. Больше 10 "200-х" у сепаров. Я уже напоследок тогда двоих достал. В машине. Два сепара поняли, что над ними летают, бомбят – заехали под дерево и сидят в машине. А я бомбочку бросил. Она попадает в лобовое стекло. А оно – из сталинита (закаленное стекло. – Ред.), разлетелось… У них одни черепа остались. Мы потом перехват слушали, сепары говорят: приехали забирать, тела нормальные – и черепа голые…
Тогда, конечно, хорошо поработали. Хлопцы зашли, заминировали. А я сепаров квардриком дразнил. Они как обезьяны повылазили – и давай по нему стрелять. А наши снайпера с тылу работали. БТР подорвали. Вот тогда четко было. Баланс. Не было ни смелых, ни трусов – как единая машина сработали. Я, правда, тогда квадрик потерял. В полметре над землей летал – как бритва…
Удачная корректировка была, например, в позапрошлом году, когда мы пытались бэху подбить в районе Саханки – а вместе с ней в склад БК попали. Там сутки все горело. Знатное файер-шоу получилось. Это, в первую очередь, заслуга минометчиков-морпехов. Но я корректировал, так что могу сказать, что тоже к этом причастен.
Бывает, просто везение. Я как-то летал-летал – и ничего. Сепары попрятались. Надо улетать. И перед улетом я сбрасываю ВОГ в посадку и начинаю отходить. Оказалось, там два склада БК было. Тоже знатно горело.
Или вот есть у меня видео, как я сепару прямо в лоб попал.
Об этом даже в фильме НТВ "Донбасский синдром" вспоминали. Из 40 минут целых четыре мне посвятили. Показывали, как ему в лоб попало – но, видимо, вскользь, потому что снаряд не разорвался. А потом сам снаряд показали. А я на каждом пишу "SRAKA вам РАША". Ох, у них тогда пылало от этой надписи…
О реакции с той стороны
Очень забавно слушать радиоперехваты, когда сепары паникуют: "Они кладут прямо в окопы, валите!". У меня есть видео, как они убегают. Бросают позиции – и тупо бегут толпой.
Пару раз они меня вычисляли. Но мне везет. Потому что вот зайдет какое-то их подразделение, по прошествии какого-то времени они уже настроятся на меня, начинают вычислять. А потом – ротация у них. Полностью меняются. И все – по новой.
Знаю, что они меня "Летуном" прозвали. Охоту объявляли. Есть перехваты, что они меня засечь пытались. По квадрику не стреляли – выезжали наблюдатели, ждали, куда ж я сяду, чтобы потом накрыть.
Но я ведь тоже не дурак – знаю, как запутать. Поэтому и говорю: война – она заставляет мыслить. Это как шахматная партия: не будешь думать – проиграешь.
О гибридной войне
Я был в Афгане. И знаете, то, что было там, и то, что происходит сегодня на Донбассе – это совершенно две разные войны. В Афгане с одной стороны была вся мощь СССР, которая давила артой, техникой – а с другой партизаны бегали. Вот то, что там было – вот это можно было назвать АТО.
А здесь – война. Настоящая, пусть и не такая, как Вторая мировая. Гибридная война – это очень точное определение.
Потому что бывает, даже с нашими бойцами начинаешь разговаривать – и вдруг слышишь: "Я думал, эта война быстро закончится, вот и пошел в армию. Потому что зарплата хорошая. А тут – воевать заставляют". И ты это слушаешь – и удивляешься: это ж надо, как ему-то мозги прополоскали…
Я в молодости служил в 61 бригаде морской пехоты на севере России. Помню, как тогда, в советские времена, нас готовили умирать. Замполиты, когда мы на боевую выходили, на корабли грузились, рассказывали, что мы – элита… И мы ведь реально готовы были погибнуть. Я помню эти мысли. Все хотели подвиг совершить…
Сейчас – все наоборот. Сейчас надо выжить. Для Украины. Не умереть, а остаться в живых и успеть что-то сделать.
Хотя для некоторых задача "выжить" приоритетна сама по себе. Поэтому и приходится временами слышать: "Вот, вы приехали сюда, сейчас постреляете, войну развяжете – а нам потом воевать….".
Не думаю, что война в ближайшие годы закончится. Скорее, будет замороженный конфликт. Про Крым вообще надолго можно не то что забыть, но пока даже не пытаться возвращать. Нам бы на Донбассе закончить. А воевать и там, и там – пока нам силенок хватит. Особенно с такой пропагандой, которая даже здесь, в Украине, буйным цветом цветет. Мне кажется, у нас процентов 20 – даже не сепары, а… Не знаю, только матерные слова на ум приходят – для той серой массы, которая позволяет себе говорить "когда вы уже там навоюетесь?".
О проблемах со здоровьем
Что что-то не так, начал замечать года полтора назад. У меня начали очень сильно слезиться глаза. Когда напрягаю зрение (а в моей работе это неминуемо) – как будто пелена перед глазами. Пришлось на очки переходить, хотя до этого вообще не знал, что это такое.
Помогало мало, честно скажу. К тому же, как только обстрел – я же падаю в окоп. И какие бы очки не были – они ломаются. Затираются. Волонтеры уже замучились мне их покупать…
За эти полтора года с 0,75 я дошел до 3,5 единиц. Такой вот скачок.
Когда игнорировать проблему стало невозможно – я пошел к врачам. Они сказали: надо менять хрусталики. Можно в государственном госпитале за 25 тысяч (сама операция бесплатная). Но меня предупредили: это самые дешевые хрусталики, насколько помогут – непонятно. И процесс реабилитации будет долгий. А я не могу себе позволить долгой реабилитации. Тут на день-два выедешь – и уже хлопцы звонят: возвращайся, есть работа…
Включали меня в программу, когда канадцы должны были приехать – они так и не приехали.
В Одесском госпитале врачи мне говорили, что лучше всего – пойти на операцию в частной клинике. Но там цена вопроса – 70 тысяч гривен. Я пытаюсь собрать эти деньги, но пока не очень получается. К тому же, никто не дает гарантий, что пока я буду эту сумму собирать, цена не увеличится…
Зрение продолжает падать. Для жизни, для бытовухи мне хватит. А для работы – нет.
Уже сейчас, даже когда за рулем еду в сумерках и начинаю присматриваться – слезы текут градом, я просто ничего не вижу. И ничего не могу с этим сделать. А мне ж надо не просто видеть, а еще и дистанции отмерять, поправку давать… Мне уже тяжело на глаз определять. Говорю: недолет 20 м – а оно же в горизонте, тяжело определить. Пока выкручиваюсь на опыте - по камышкам, веткам, деревьям.
О победе
Если получится спасти глаза, на войне буду, пока она не закончится. Раньше ведь как с войны возвращались? Либо с победой, либо убитого привозили. Со щитом или на щите. Третьего не дано. Вот если я сейчас домой приеду – и что? Мы победили? Или проиграли?..
А так – дают работать – и хорошо. Делаю, что могу.
В гибридной войне и победа будет неординарная какая-то. Но она однозначно будет наша. Слишком многое мы отдали за эти годы, чтобы позволить себе потерпеть поражение.
Читайте: Тяжелые ранения и политравмы: в Днепр эвакуировали бойцов ООС
О погибших побратимах
Признаюсь честно: в 2004 году я поддерживал Януковича. Даже был одним из его представителей в одной из западных областей. На выборах все три тура отработал. И никогда этого не скрывал.
Когда же в 2013-м начался Майдан – я уже 3 декабря был там. Думал, приеду, посмотрю – и уеду. Приехал. И – по сей день.
Там познакомился с Андреем Марунчаком, который на меня очень сильно повлиял. Тоже бывший афганец. Только я вот в Бога не верил, а он очень верующий был. Постоянно мы с ним дискутировали. Он все повторял: ну, москаль, закончим Майдан – будешь у меня в церковь ходить. Я за твое воспитание возьмусь… Погиб он. В Новосветловке. В "Айдаре" был…
Много за эти годы полегло. Мне вот только везет – как-то так выходит, что я не вижу, как побратимы гибнут. Михнюк вот только из афганской сотни – на моих глазах... Я вышел за забор – и тут свист: прилет. Поворачиваюсь – мина…
За них за всех надо отомстить. Обязательно. Что мы и делаем.
Если вы хотите и имеете возможность помочь бойцу собрать необходимые для проведения операции 70 тысяч гривен (на момент публикации собрано чуть больше 6 тысяч гривен) - можете это сделать, перечислив посильную сумму на карту Приватбанка: 4149 6293 9226 1152.